Тонкая математика страсти (сборник)

А вокруг двора – темнота сгустилась. Село перед сном притихло. Покой.

И вдруг за забором у калитки треснуло что-то. Обернулась Оля, прислушалась. Вроде ничего, но как-то боязно стало. Одна ведь она теперь, и защитить ее некому. Как их пес Шарик подох, так и не брали они больше сторожа. «Зачем? – спрашивал Федор. – Кому мы нужны, а собаку кормить надо, кости ей подавай!» А вот нет собаки, и Федора нет, и боязно, когда какой треск в темноте услышишь!

Успокоилась Оля, к костру вернулась. Пошевелила его вилами, чтобы огонь дышал поглубже.

На небо посмотрела. Небо теперь чистое было: ни веревок, ни рыбы сушеной. Одни звезды.

И вдруг снова треск, и вроде кашлянул кто-то. Напряглась Оля. Взяла в руки вилы. Прислушалась.

Показалось ей – кто-то за забором прячется. Подошла она к калитке, проверила щеколду – закрыта калитка хорошо, только изнутри открыть можно.

И вдруг две руки на верх забора легли. Скрипнули доски. Оля в сторону отошла. Слышала, как кто-то вдохнул воздуха и рванул вверх, на забор.

Задержалась на мгновение мужская фигура на фоне темного звездного неба. Но не хватило этого мгновения, да и света, чтобы распознать ночного непрошеного гостя.

Перемахнул он через забор и, метрах в двух от Оли приземлившись, замер, оглядываясь. Олю он не увидел.

А Оля, поняв, что перед ней всего-то один мужчина, убила в себе страх и только вилы покрепче в руках сжала.

«Узнали, что одна теперь живу!» – подумала она, глядя на фигуру со здоровой злостью.

Мужчина подкрался к горевшему светом окну хаты и осторожно заглянул туда. Тут ему какие-то шаги за спиной послышались. Оглянуться он не успел. Холодная штыковая сталь вил прошила его, как огромная швейная машина. И на языке очень кисло стало.

Осел он на землю под окном.

Оля вилы в сторону отставила, взяла мужика за шиворот и вытянула его на квадрат оконного света.

Перед ней на земле лежал Федор. Был он небритый, щетинистый, грязный. Все равно, что сбежавшая от доброго ухода собака.

Посмотрела на него Оля с сожалением. Он уже не дышал. Левый глаз был закрыт, а правый щурился.

«Ну вот, – подумала Оля. – Черт дурной! Ушел – так ушел, а возвращаться чего? За рыбой, что ли?»

Оглянулась на костер. Он уже подустал и едва горел.

Взяла Оля вилы, потормошила его. Вместе с дымом в небо искры полетели. Вроде ожило немного пламя.

Вернулась к Федору.

Ну что с ним делать? Оставлять тут, а самой бежать, как Оксана? Нет. Некуда ей бежать, да и незачем. Это ее дом, ее хозяйство, ее сад, ее трава. Никуда она отсюда не побежит.

Наклонилась она поближе к лицу Федору, и ударил ей в нос ненавистный рыбий запах. Покачала Оля головой. Потом снова взялась двумя руками за шиворот Федорова пиджака и к костру его потащила. Дотащила, попробовала приподнять, чтобы сверху на пламя положить, но сил не хватило. Опустила тело мужа рядом. А поразмыслив несколько минут, снова вилы в руки и переложила весь костер по частям на Федора. Добавила несколько сосновых поленьев, да и всю еще не соженную рыбу туда бросила. Костер большой, и не видно под ним Федора. Словно и не было его.

Вернулась Оля в хату. Заварила чаю. Снова у окна за столом сидела. Потом взгляд ее на часы упал – почти одиннадцать.

Мысли как-то сами собой вернулись к ее мужу. И думала она о нем с сожалением, как будто он где-то далеко был, а не во дворе под костром.

Ночью она взяла лопату и пошла в сад. Выкопала не принявшийся два года назад саженец абрикоса и стала на его месте яму копать. Часа полтора возилась. В перерывах к костру ходила, то дровами, то листьями из другой кучи его подкармливала.

Когда рассвет наступил, подошла Оля к кострищу. Перегорело все хорошо, и дрова, и листья. И от Федора остались только черные мощи. Она вилами мощи зацепила, подтянула – легко пошли. Так по земле оттащила она мощи в сад, в яму бросила и землей засыпала. А потом, чтоб место не пустовало, снова воткнула туда засохший абрикос.

Зимовала Оля спокойно и сыто. И еды ей хватало, и корове кормов. Так они и пережидали зиму вдвоем с коровой.

А весной, когда все в рост пошло и трава зазеленела, выбравшись из-под снега, ожил абрикосовый саженец. Ожил и к солнцу потянулся свежими веточками.

Удивилась этому Оля. Сначала хотела срубить его, а потом рукой махнула. Пускай растет!

Две летние ночи и один я

1

Нервные дети плохо спят.