Раздались облегченные восклицания.
Тимоти Кэдиш разжал кулаки и сказал лишь:
– Ищите дальше!
…Миссис Норидж поднялась в свою комнату и взяла со стола письмо, которое не успела отправить Тимоти Кэдишу. Она порвала его и задумчиво смотрела, как разлетаются мелкие белые обрывки.
Глория Кэдиш… Неужели бедная старая леди и впрямь покоится на дне пруда, уйдя в воду, как когда-то чуть не шагнула в облака?
Эмма не хотела в это верить.
К тому же было что-то в ее беседах с леди Глорией, что постоянно напоминало о себе, словно далекий звон колокольчика. Но тщетно миссис Норидж прислушивалась к нему – воспоминание не поднималось на поверхность из омута памяти.
Эмма села за стол. Она думала о маленьком Тимоти Кэдише, и пальцы сами выложили на столе из обрывков письма какую-то фигуру. Жираф или зебра, или, может быть, лошадь…
– Лошадь? – сказала миссис Норидж.
И вскочила. Она вспомнила, о чем говорила ей Глория Кэдиш.
Гувернантка смахнула обрывки на пол и выбежала из комнаты.
Тимоти Кэдиш издалека увидел высокую фигуру в черном, торопящуюся к нему, и сердце его забилось сильнее.
– Миссис Норидж! Что-то случилось?
– Лошади, мистер Кэдиш, лошади! – проговорила запыхавшаяся гувернантка.
– Что, простите?
– У вас в детстве были лошади?
– Конечно, – растерянно сказал Тимоти. – Конюшни и сейчас на месте. Я, правда, боялся лошадей. Как следует ездить я выучился только в юности.
Миссис Норидж покачала головой:
– Нет, это не то. Леди Глория утверждала, что вы любили кататься на пони. Не может быть, чтобы она ошибалась.
– Пони? Но у нас вовсе не было пони.
– Вспоминайте, мистер Кэдиш! – твердо сказала гувернантка. – У вас был пони. Если ваша мать помнила о нем, то и вы должны.
Тимоти хотел было возмутиться ее неподобающе резким тоном. И вдруг поменялся в лице:
– Пони! Бог мой, да!
– Что это? Игрушка?
– Нет-нет, это качели! Мать заказала мне их в подарок на день рождения. Спинка у них сделана в виде лошадиной морды. Когда мама раскачивала меня, мы называли это «скакать на пони».
– Где они? – быстро спросила миссис Норидж. – Где они сейчас?
Тимоти Кэдиш даже зажмурился от напряжения, пытаясь вспомнить.
– Их несколько раз переносили с места на место… Кажется, последний раз я видел их за конюшнями. Там небольшое поле люцерны, и…
Тимоти не успел договорить, а миссис Норидж уже быстро шла по направлению к дому.
Он догнал ее. Они молча прошли двор, миновали конюшни и, обогнув дальнюю постройку, внезапно оказались на поле, сплошь усыпанном мелкими желтыми цветами.
На самом краю поля стояли старые рассохшиеся качели. А на качелях сидела женщина со снежно-белыми волосами, маленькая, как воробушек.
Заметив их, она просияла и поднялась.
Тимоти Кэдиш ничего не сказал. Он лишь издал невнятный всхлип и пошел к ней по полю люцерны, сначала медленно, а потом быстрее и быстрее.
А вот миссис Кэдиш кое-что сказала. И после миссис Норидж думала, что удивительным образом слова старой леди оказались чистой правдой.
– Тимоти, мальчик мой! – с тихой улыбкой сказала она, протягивая к нему руки. – Я всегда знала, что встречу тебя здесь.
Призрак поместья Эштонвилл
По галерее, освещенной мертвенным лунным светом, бежала женщина. Подол ночной рубашки путался у нее в ногах, босые ступни были сбиты в кровь. Через каждые несколько шагов она затравленно озиралась.
Ее настигала тьма.
Ветер пригнал рваные облака. Словно развевающиеся космы злой колдуньи, они все больше закрывали луну, и галерея неумолимо погружалась в темноту.
Из этой тьмы женщина отчетливо слышала шорох шагов.
Ужас гнал ее все дальше – до тех пор, пока она не свернула вправо. И сразу поняла, что сделала ошибку. Правый коридор заканчивался тупиком.
Вернуться, вернуться скорее! Другой путь выведет ее из этого страшного дома.
Она бросилась назад, но вскрикнула и отступила.
Темнота застыла в узком горлышке коридора, словно забивший бутылку комок водорослей. Женщина попятилась, не сводя с него глаз. Там, в переплетении черных щупалец, шевелилось и всхлипывало то, чему она не могла дать названия.
Воздух вокруг стал плотным, густым и липким. Он обволакивал, как сироп увязшую в нем муху.
– Нет! Нет!..
Из груди женщины вырвалось отчаянное рыдание. Собрав последние силы, она дернулась, вырываясь из невидимой паутины, отступила и замерла, прижимаясь спиной к стене. Дальше бежать было некуда.