36  

Приняв доклад, командир полка дружески хлопнул Голубева по плечу и произнес восхищенно:

- Вот это по-гвардейски! Счет четыре - ноль! В нашу пользу!

6

...Лед на Ладоге сошел в конце апреля. Дорога жизни стала водной магистралью. Ежедневно по ней шли корабли, суда, доставляя в осажденный город продовольствие, вывозя оттуда на Большую землю обессилевших от голода женщин, детей и стариков, раненых бойцов.

Истребители прикрывали суда. Чаще всего воздушные бои разгорались над портом Кобона, откуда начинался путь ценных грузов в Ленинград.

На стоянку третьей эскадрильи пришел заместитель командира полка по политчасти полковой комиссар С. Г. Хахилев. Его сразу окружили свободные от боевой работы люди. Завязалась беседа.

- Недавно меня вызывал начальник политотдела авиабригады и я по пути заглянул в Кобону, - сказал Хахилев. - Трудно морякам, очень трудно. Они как раз высаживали с кораблей и судов эвакуированных детей. На каждой палубе их было в два раза больше, чем разрешается брать по норме. Дети измучены блокадой, так слабы и истощены, что не могут передвигаться. Матросы бережно переносили их на руках, укутывали одеялами, шинелями и бушлатами. Те, кто способен еще держаться на ногах, сходили сами. Мальчуган лет пяти покачнулся, не удержался и упал в воду между кораблем и причалом. Краснофлотец прыгнул за ним, не задумываясь о том, что самого его может раздавить стальным бортом. А другие члены экипажа изо всех сил отжимали руками корабль от причала до того момента, пока моряк с мальчиком не поднялся на причал. Рассказ глубоко взволновал авиаторов. Все молчали: у многих родные еще находились в Ленинграде. Тишину вновь нарушил Хахилев:

- В бомбежку морякам еще труднее. Знаете, что они о нас говорят?

- Что же?

- Там, где появляются наши истребители, "юнкерсы" не проходят. Верят, значит, нам.

- И правильно, - подал голос Кожанов. - В обиду моряков не дадим!

7

Истребители возвращались с боевого задания, когда яркое солнце еще только вставало из-за горизонта. Его косые лучи, падая на землю, высвечивали сожженные деревни с торчащими к небу, словно взывающими к мщению, печными трубами, обуглившиеся в дыму пожарищ редкие перелески, изрытые взрывами поля. Летчики отразили налет шести групп вражеских бомбардировщиков на Кобону, сбили одиннадцать самолетов, врага к порту и кораблям на рейде не подпустили.

Сорокаминутный бой не прошел без потерь и для них. В строю не было ведомого Голубева сержанта Василия Захарова. Трое тяжелораненых, в том числе командир второй эскадрильи Геннадий Цоколаев, с трудом дотянули до аэродрома. Еще два самолета пришли домой с очень сильными повреждениями.

Василий подвел машину к земле, посадил. Зарулив, невольно взглянул на капонир, где стоял обычно истребитель Захарова. Терять боевых друзей всегда горько, а тут еще такой случай... Печаль не сходила с лица Василия и когда он с ведущими других групп - Васильевым и Кузнецовым - подробно докладывал командиру полка, что же произошло над Кобоной.

- После взлета, - говорил Голубев, - с поста воздушного наблюдения передали: фашисты идут на Кобону шестью волнами по пятнадцать - восемнадцать самолетов. Когда мы появились над портом, из открытых люков первой группы "хейнкелей" уже сыпались бомбы. К счастью, взорвались они на песчаном пирсе, в цель ни одна не попала. Атаковать этих "хейнкелей" не было смысла. Решили ударить по второй волне, которая только выходила на цель.

Обстрелянный мною "хейнкель", - продолжал Василий, - клюнул носом и перешел в крутую спираль. Но это была уловка. Понял: на самом-то деле самолет цел, а экипаж только имитирует падение. Догнал бомбардировщик, всадил новую порцию свинца, после чего он задымил и ушел в воду. Вижу, Цоколаев сбил другой "хейнкель". Остальные пустились наутек.

Мы не стали их преследовать: приближалась новая группа "юнкерсов" и "мессершмиттов". Снова закрутилась карусель. Нам удалось прорваться к бомбардировщикам, но и "мессеры" потянулись вслед. Порой, гоняясь друг за другом, самолеты сплетались в такой запутанный клубок, что невозможно было разобраться, где свои, а где чужие. Мы сбили пять "юнкерсов".

Сержант Захаров надежно меня прикрывал. Зная об этом, я круто развернул на ближайший бомбардировщик. И тут за мною увязались два "мессера". Дальше доложит Васильев. Он шел сзади и все видел.

Голубев замолчал. Вперед шагнул Васильев. Помолчал, сглотнув подпирающий к горлу комок, и заговорил, пытаясь показать жестами маневры самолетов:

  36  
×
×