119  

Таков закон Космоса. Вселенная же в конечном счете диктует и другие нравственные законы:

«Что страданий не должно быть — ясно для всех. Отсюда вытекают основные законы: 1) Никого не убивать. Род убийц прекращать, а самих их лишить возможности делать зло, не мстя им, а только ограничив их свободу, насколько это нужно для их безвредности. 2) Нельзя насиловать, т. е. делать с человеком что-нибудь против его желания, если сам он не насилует. Роды насильников также сокращать, а их самих лишить возможности делать насилие, ограничив их свободу, но не наказывая их (т. е. не мстя). 3) Полезные для человечества убийцы и насильники не лишаются рода, но ограничиваются в свободе, чтобы устранить истекающее из них зло. 4) Каждому человеку следует выделить приходящийся ему участок земли, равноценный для всех. Это необходимо для свободы и материальной независимости каждого. 5) Ненасильник может жить на ней, как ему нравится, не входя даже в состав каких-либо обществ. 6) Он совершенно свободен входить в состав обществ и выходить из них по желанию. 7) Необходимо соблюдение законов общества, в противном случае принявшие его или допустившие в общество могут исключить из него».

Ненасилие — одна из главных категорий, включенных Циолковским в разработанную им систему этики. Здесь он не оригинален, многое как бы повторяет Льва Толстого, однако — с иным, космическим, звучанием. Аргументация Константина Эдуардовича разнообразна и многоаспектна. Например, следующая:

«Не убивать ни при каких условиях: ни на войне, ни в драке, не убивать калек, несовершенных, преступных, убийц, воров, насильников, нарушителей закона — никого и никогда. При нападении разбойников убийство извиняется, как несчастный случай, но не одобряется. Более всего это относится к человеку и высшим животным, менее к низшим существам, которые меньше страдают от насильственной смерти. ещё меньше к насекомым и совсем не относится к бактериям и растениям, которые почти ничего не испытывают при переходе из органического состояния в неорганическое. Тогда никакое „Я“ не будет бояться подвергнуться насильственным мукам смерти. Сколько бодрости и радости будет в нашем мире! (…)

Никто не может заставить человека делать то, что он не хочет, если он не нарушает закон. Закон же состоит в том, чтобы не было насилия над людьми. Насилия делают только над насильниками. Кто не насилует, над тем также нет насилия. Я не лгу, не причиняю никому вреда, не отнимаю, не лишаю свободы, и со мной никто не может этого делать. Если же кто нарушил этот закон, то подвергается насилию суда. Насильники изолируются на тот или другой срок по мере своего преступления. Слово свободно во всех его видах, пока не докажут, что это слово побудило других людей к насилию. Сколько радости будет у каждого, если он будет твердо знать, что никто не может его принудить делать то, чего он не хочет. Никто мне не солжет, никто не ограбит, не побьет, не изувечит, не убьет. Можно думать, говорить, писать и печатать что угодно, кроме лжи. Можно что угодно делать, кроме вреда другим. С собой же делай что хочешь».

Как и у Толстого, ненасилие, по Циолковскому, служит главным фактором совершенствования отношений между людьми, основанных на любви и стремлении к благу. Однако в строго определенных пределах: «Пока существуют насильники, до тех пор непротивление есть преступление, т. е. дурной поступок, ведущий человечество к гибели». И вообще — моральный аспект ненасилия имеет явно выраженное космическое звучание. Что касается концепции Толстого, то Циолковский выразился на сей счет достаточно определенно:

«Если Толстой был непротивленцем, то только потому, что его от нахальства людей защищали бесчисленные его друзья. Один человек может быть непротивленцем, потому что его охраняют противленцы. Без противленцев не обойдетесь. Иногда не хватит сил противиться злому. Тогда поневоле попадешь в когти к медведю, под нож убийцы или в лапы сильного. Противься или нет — результат один. В некоторых случаях непротивление разумно. Когда не можешь победить противника — человека, потому что он многократно сильнее тебя, то лучше уступить и покориться. Ты спасешь свою жизнь и силы. Придет время, изменятся условия, и, может быть, победишь и восстановишь свою свободу. Есть борьба, печальный исход которой очевиден. Зачем же тогда противление?

Есть и ещё случаи, когда непротивление разумно. Положим, что сильный нападает на тебя не по злобе, а по недоразумению. Тогда непротивление смягчит его, между тем как недоразумение объяснится, и противник же у тебя попросит извинения. Жизнь так сложна, что каждый случай требует особого решения. Но общее верно: вечная непримиримая война со злом. Иногда представляется, что нам делают зло. На самом же деле, мы сами его делаем. Если человек знает свою слабость, то удерживает также себя от борьбы. Тут борьба есть заблуждение и несчастие для обеих сторон. И это часто бывает».

  119  
×
×