51  

— Deme la carabina, [186] — процедил он.

Мальчик посмотрел на волчицу. Окинул взглядом толпу. В глазах все плыло, но он курок не опускал и не спешил отдавать винтовку. Патрульный поднял пистолет и прицелился ему в грудь. Зрители по другую сторону заборчика попадали кто на колени, кто на корточки, а кое-кто даже повалился лицом в грязь, обхватив голову руками. В тишине слышалось лишь тихое поскуливание одной из собак. И тут раздался голос с трибуны.

— Bastante, — сказал голос. — No le molesta. [187]

То был альгуасил. Все повернулись к нему. Он встал с курящейся сигарой в руке в одном из задних рядов грубо сколоченной дощатой трибуны, где сидел среди мужчин, которые по большей части тоже курили сигары и были в дорогих, семииксовых касторовых шляпах. {33} Он сделал рукой успокоительный жест. Мол, ладно вам, хватит, хватит. Дескать, пусть парень подымет ствол вверх, и его никто не тронет. Патрульный опустил пистолет, и зрители по другую сторону арены принялись вставать с земли и отряхиваться. Мальчик положил винтовку стволом на плечо и большим пальцем опустил курок. Обратил взгляд на альгуасила. Тот сделал рукой небрежный жест, как бы брезгливо отмахнувшись тыльной стороной ладони. Ему этот жест был адресован или толпе в целом, Билли не понял, но зрители сразу опять начали между собой переговариваться, и кто-то отворил дверь амбара в холодную зимнюю ночь.

Через штакетник оградки переступил человек, которому была обещана шкура. Обошел мертвую волчицу вокруг и встал над ней с охотничьим ножом в руке. Мальчик спросил его, сколько эту шкура стоит, тот пожал плечами. Опасливо покосился на мальчика.

— ?Cuanto quiere por el? [188] — спросил мальчик.

— ?El cuero? [189]

— La loba. [190]

Претендент на шкуру поглядел на волчицу, поглядел на мальчика. И сказал, что шкура стоит пятьдесят песо.

— ?Acepta la carabina? [191] — спросил мальчик.

Брови претендента полезли вверх, но он тут же взял себя в руки.

— ?Es un huinche? [192] — переспросил он.

— Claro. Cuarenta у cuatro. [193]

Он снял с плеча винтовку и подал мужчине. Качнув скобой Генри, тот открыл и закрыл затвор. Наклонился и поднял из грязи вылетевший патрон, вытер его о рукав рубашки и отправил назад в окошко магазина. Направил стволом вверх и прицелился в огни над головой. Винтовка стоила десятка испорченных волчьих шкур, но он долго взвешивал ее на руке и смотрел на мальчика, прежде чем согласиться.

— Bueno, [194] — наконец сказал он.

Взял винтовку на плечо и протянул руку. Глянув на его руку сверху вниз, мальчик помедлил, но потом взял ее, и этим рукопожатием они скрепили сделку, заключенную в центре петушиной арены; народ тем временем валил мимо них, устремившись к открытой двери. Проходя мимо, мужчины смотрели на мальчика изучающими черными глазами, но если и были разочарованы сорванным зрелищем, то виду не подавали, потому что и сами были гостями асьендадо и альгуасила и держали свое мнение при себе, как в их стране положено. Претендент на шкуру спросил мальчика, нет ли у него еще патронов к винтовке, но тот лишь покачал головой, стал на колени и поднял с земли обвисающее на руках тело волчицы, которое при всей ее худобе было таким тяжелым, что он его еле нес; он пересек арену, шагнул через загородку и направился к задней двери, а ее голова моталась, и медленные капли крови падали вдоль его пути.

Прежде чем выехать из асьенды, он завернул волчицу в остатки простыни, которой его снабдила жена владельца ранчо, и уложил ее поперек луки седла. Двор был полон разъезжающихся гостей с их громогласной перекличкой. Под ноги коня бросались лающие собаки, конь шарахался, взбрыкивая и оступаясь. Вот позади остались распахнутые двери амбара, потом парадные ворота имения, потом мимо пошли поля, где-то тут уже и река неподалеку, и всю дорогу ему приходилось наклоняться с седла и шляпой отмахиваться от наиболее настырных из собак. На юге над городком в небе появились ракеты — длинной искристой дугой взлетает вверх, во тьме выбрасывает светящуюся гроздь и опадает медленными раскаленными конфетти. Хлопок разрыва долетал гораздо позже вспышки, и на каждую вспышку света накладывались смазанные тени предыдущих. Доехав до реки, он свернул вниз по течению и пустил коня через перекаты мелководья на широкую галечную косу. По небу пролетела стая уток, во тьме стремящихся в низовья. Слышно было хлопанье их крыльев. И какое-то время даже видно — когда с темной стороны горизонта они сместились к западу и пролетели на фоне неба. Городок с его огоньками празднества, пусть тускло и размыто, но игравшими даже в реке на черных медленных прибрежных водоворотах, он объехал стороной. Видел прогоревшее, еще дымящееся огненное колесо, вдруг возникшее за кустами. Посмотрел на горы — нет ли здесь подхода прямо к ним. Запах дующего с воды ветра отдавал мокрым металлом. Почувствовал кровь волчицы на своем бедре: просочившись сквозь ее саван, она пропитала брюки; он потрогал рукой свою ногу и лизнул ладонь — на вкус ее кровь была неотличима от его собственной. Фейерверк прекратился. Половинка луны зависла над черным рогом утеса.


  51  
×
×