Затяжной поворот: история группы «Машина времени»

Андрей Макаревич

Меня никогда не интересовал Кузьмин в качестве участника «Машины». Он мне изначально нравился как инструменталист, но я ужасно обламывался в те годы от текстов его песен и от того, как Володя их пел. То есть, вот эта его исполнительская манера, которую я сейчас воспринимаю совершенно спокойно, тогда просто поперек горла вставала. Поэтому желания позвать Кузьмина в группу у меня не было. Я же всегда подчеркиваю, что в «Машину» никто не приглашался только за то, что, скажем, офигенно играет. Человек должен вписаться в группу по своим личностным качествам. Все наши попытки ориентироваться исключительно на высокий исполнительский уровень музыканта, как с Колей Ширяевым, например, с Игорем Дегтярюком, с Юркой Фокиным, быстро заканчивались, поскольку люди они по складу своему совсем другие, нежели мы. «Машина» никогда не была просто командой исполнителей, это – единый организм. Вот мне казалось, например, что Леха Романов очень к нам впишется, а он, к моему изумлению, совершенно не вписался. Лешка хорош сам по себе и в группе «Воскресение», и мы хороши сами по себе, а вместе у нас не соединилось. Эти вещи очень тонкие и их предугадать невозможно.

Свою версию первого пришествия в «МВ», Петр Подгородецкий, которому суждено было стать самым заметным клавишником в истории группы, подробно изложил в книге «Машина» с евреями». Тогда, в 79-м, Петя, недавно отдавший воинский долг родине в ансамбле ВВ МВД СССР, вроде как был у старших своих коллег по рок-н-роллу нарасхват. Так что он мог и разминуться со своим счастьем, если бы «машинисты» не проявили настойчивость.

«Все уговоры происходили так – пишет Подгородецкий – меня брали под ручку и нашептывали, как будет здорово, если мы с Ефремовым перейдем в „Машину“. В основном, конечно, Кутиков, который рассказывал, какой Макаревич талантливый, как ему сейчас одному плохо, как он переживает. Говорилось о том, что надо поддержать товарища в трудную минуту. Мы поддерживали его, собутыльничали. Кутиков ходил и говорил, говорил. Скорее всего, это сыграло свою роль. Знаете, как женщины в таких случаях говорят: „Такому легче дать, чем объяснить, почему ты не хочешь этого делать“. Вот так вот Кутиков и совратил нас на „Машину времени“. Договорились для начала записать вместе альбом. Первая репетиция прошла в той же студии ГИТИСа. Мне поставили клавишные, как сейчас помню, Crumair Multiman, и мы как заиграли! Было это в мае 1979 года. Альбом нужно было записать за месяц, поскольку Макар собирался летом в Польскую Народную Республику.

Валерий Ефремов

С 1976 года я работал с Саней Кутиковым в «Високосном лете». Мне нравилось с ним играть, и мы дружили. Помимо нас в «Лете» были Крис Кельми и Александр Ситковецкий. Когда Кутиков сообщил мне, что собирается уходить к Макару, он добавил: «Если у тебя есть желание, присоединяйся. Тогда мы и дальше сможем играть вместе». Я обещал подумать, но заметил, что, когда группа формируется, наверное, нужно всем ее участникам вместе собраться, поговорить. Вскоре мы встретились втроем, я, Макар, Кутиков и пошли в Парк Культуры. Выпили пива, пообщались, потом еще выпили пива… С Макаром я в тот день фактически и познакомился поближе. До этого особого контакта у меня с Андреем не было.

После того, как предложение перейти в «Машину» поступило уже не только от Сани, но и от Макара, я задумался более основательно. Неделю решал, как поступить.

Ты должен был расстаться с Кельми, Ситковецким, и вообще, с группой, игравшей другую, более сложную, арт-роковую музыку?

Да, процесс выбора был достаточно болезненным. Причем, в том разговоре в парке, Макаревич какими-то особыми аргументами свое приглашение не подкреплял. Просто поинтересовался моим желанием играть в «Машине» на уровне: хочешь – не хочешь. Сказал, конечно, что ушли Женя и Кава. Но меня эта ситуация не настораживала. Поскольку я давно знал Саню и, возможно, он даже был для меня тогда неким авторитетом. Я видел, что он уверен в своем решении о переходе, и это как-то рассеивало мои сомнения. Я лишь спросил Андрея насколько все это серьезно и надолго? Он сказал, что достаточно серьезно и видимо надолго. Как оказалось, он был прав.

Потом мы с Сашкой встретились с Кельми и Ситковецким и сообщили им, что вдвоем уходим из «Високосного лета». Они отреагировали, разумеется, без восторга, хотя, насколько я помню, никаких особенных разборок у нас не было.