Затяжной поворот: история группы «Машина времени»

В «Машине» есть, кстати, право вето. Причем я с изумлением узнал, что внутри «Битлз» оно тоже действовало. Если одному человеку, что-то не нравится, он вправе требовать, чтобы мы вносили изменения в песню до того момента, пока он не скажет, что это хорошо. Вот, когда все вещь одобрили – она утверждается.

Иногда бывает, что все складывается сразу. Например, песня «Он был старше нее» получилась за 30 минут. Все сыграли почти так, как я предложил, и она покатила. А бывает, что месяцами вещь выпиливается. Но, честно тебе скажу, не более 1–2 песен за всю нашу историю, мы бросили, так и не доделав. Обычно, всегда идем до конца. Я очень не люблю, когда, на что-то тратятся силы и время, а потом все бросается на полпути, с объяснением – не пошло. Как – не пошло? Значит надо понять, почему так происходит и устранить момент, из-за которого не идет.

Много ли репетиционных баз сменилось у «Машины»?

Ой, сейчас и не сосчитаю. Очень много. По разным причинам. Сегодня, впрочем, все элементарно: плати деньги, договаривайся и арендуй хоть Кремлевский Дворец. А в советские годы никакой аренды, ведь, не было. Человек, имевший возможность предоставить музыкантам базу, директор клуба, предположим, искал в этом какую-то свою выгоду. Например, он даст нам помещение, а мы станем играть у него бесплатно на каких-то мероприятиях. Через месяц ему кто-нибудь говорил: ты с ума сошел! Взял к себе антисоветчиков. Партбилет на стол положишь! И он нас выгонял. Или из органов ему звонили и говорили: не рекомендуем вам прикрывать этот ансамбль. И мы искали следующее место. Чем оно было дальше от искусства, тем было проще. Например, когда мы базировались в Министерстве мясной и молочной промышленности, тамошние чиновники даже, не задумываясь, написали бумажку, делегировавшую нас на таллиннский фестиваль. Потому что им вообще было по фигу, кто там, что поет. Им нравилось, как мы у них играем на танцах и все.

Из репетиционных точек самая яркая – ДК «Энергетик», поскольку она была первой в нашей истории, а все остальные слились для меня в один ужасный образ. В основном это были жуткие подвалы, совершенно неприспособленные для нормальной работы. Их еще периодически затапливало.

Для того чтобы родилась такая песня, как «Опустошение», что должно происходить в жизни ее автора?

Не знаю… Мне просто всегда хотелось придумать рок-н-ролл на одном аккорде. А один аккорд, это как у Хоулин Вулфа, очень опустошающая вещь. Ситуация вокруг, в жизни, в стране, тоже наводила на какие-то определенные мысли, а музыка облекала их в определенную форму. Это был конец 90-го или начало 91-го года.

Евгений Маргулис

Как в «Машине» в ранние годы определялось кому, что петь, я уже не помню, поскольку был в то время человеком совершенно не пишущим и мало интересовался такими раскладами. Судя по всему, какие-то ноты я вытягивал лучше Макара и поэтому мне тоже доставались некоторые вокальные номера. А сейчас у нас, как правило, кто песню написал, тот ее и поет. Но бывает и так, что ты придумал тему, и вдруг понимаешь: у тебя она не пойдет, а пойдет либо у Сашки, либо у Макара. И ты ее спокойно отдаешь. Мы уже достигли того уровня цинизма, когда чувствуешь, что из сочиненного можно показывать на репетиции, а, что лучше не показывать, а нажабить себе родимому. Мы прекрасно знаем свои возможности и все решается быстро.

Я могу сказать Макару – мне не нравится мелодия или текст такой-то песни, и я делать ее не хочу, но посмотрим, что скажут остальные. Я всегда вякал. А сейчас и Кутиков может с чем-то не согласиться. Державин высказывается, конечно, аккуратнее, поскольку пока еще не привнес в «Машину» ничего авторского. Хотя нет, он сделал прекрасную песню «Эти реки никуда не текут».

Андрей Державин

Я приволок ребятам тему этой песни, и она им понравилась. Андрюха очень скоро написал для нее великолепный текст. И мы достаточно оперативно ее сделали, практически без каких-то поправок, что случается редко. Я лишь предложил еще раз повторить первый куплет.

Александр Кутиков

С приходом Андрюшки Державина мы попытались изменить технологию работы в студии и осовременить наш саунд. Поэтому самым сложным для «МВ» альбомом в плане записи, я считаю пластинку «Место, где свет». В ходе ее создания мы искали компромисс между тем, что было принято у нас раньше, и новациями, которые пытался привнести Державин. Работали очень много. Иногда приходилось не только выбирать из предложенных вариантов, но и убеждать Державина в том, что не все из того, что он вообще готов предложить, сочетается с тем, что делает «Машина». Но он был известен нам, как музыкант хорошо мыслящий, умеющий работать в разных направлениях, и постепенно мы находили общий язык. Я знал Андрея лучше всех, потому что записывал с ним в конце 80-х свой сольный альбом, помогал ему в свое время приземлиться в Москве, и превратиться из талантливого ухтинского юноши в известного всей стране исполнителя.