Я ищу тебя

– Ревнуешь?

Джордан неожиданно остановился, и она очутилась в кольце его рук.

– Черт побери! Раньше ты не играла в эти игры. Ты что, пошла к Сторму, чтобы заставить меня ревновать?

– Конечно, нет, – смущенно ответила Джини, понимая, что дразнить его нельзя. – Просто он дружелюбно отнесся…

– Дружелюбно? Сторм? Да он самый знаменитый донжуан в Лос-Анджелесе. Только не говори мне, что ты об этом не знала.

– До сегодняшнего вечера я вообще не подозревала о его существовании.

– Это один из наиболее известных в мире режиссеров! Любая начинающая актриса душу продаст, только чтобы очутиться в его постели.

– По-моему, он был не очень разочарован, что я не из продающих душу молодых актрис.

– Разумеется, он оставит жену ближайшего соседа про запас.

– Джордан! Он был очень добр ко мне.

– Держу пари, что слишком добр. Как ты думаешь, мне это понравилось? Ты едва успела на весь мир объявить, что я принудил тебя жить со мной, как тут же тебя застают с Джеймсом Стормом!

В ярком свете заходящего солнца черты его лица напоминали вырезанную из тикового дерева маску какого-то языческого бога, жестокого и безжалостного, но одновременно и неотразимого.

– Джордан, у тебя нет причин ревновать. И мне очень жаль, что я наговорила Бог знает что репортерам.

– Неужели ты думаешь, меня волнует, что ты там говорила? Мне важно, что ты чувствуешь.

– Ты же знаешь, что я чувствую к тебе, – голос ее прозвучал тихо.

В молчании, которое, казалось, длилось вечность, он обдумывал ее слова.

– Откуда мне это знать? – пробормотал он. Привстав на цыпочки, она робко поцеловала его. При первом же прикосновении ее губ руки Джордана еще крепче сомкнулись на ее талии. А она почувствовала, что тает, – запрокинув ее голову, он пил поцелуй за поцелуем с ее губ. Ее охватила такая слабость, что все вокруг поплыло перед глазами, в ушах стоял шум. Она схватилась за его плечи, стараясь удержаться на ногах.

– А тебе идет короткая стрижка, вот как сейчас. Я тебе уже говорил об этом? Никогда раньше не думал, что тебе пойдут короткие волосы. – Его хрипловатый голос как будто ласкал ее, когда он убирал блестящие завитки с ее лица. – Давай лучше войдем в дом, – наконец сказал он внезапно охрипшим голосом, – а то скоро мне не захочется появляться перед родителями.

– Давай, – пробормотала она, еще теснее приникая к нему и вдыхая присущий только ему дурманящий аромат.

Поздно вечером, когда старики уехали, они с Джорданом остались вдвоем и наконец-то смогли поговорить. Они лежали в постели, их обнаженные тела не касались друг друга. Джордан закинул бронзово-загорелые руки за голову.

– Мама с отцом без ума от тебя и от Мелани, – обронил он.

Джини, не поворачивая головы, бросила взгляд на четко вырисовывавшийся в тусклом свете профиль, и ее сердце вдруг затопила волна любви к нему.

– Да, – отозвалась она тихо, виновато. Увидев, как тепло его родители относятся к Мелани и к ней самой, Джини наконец осознала, что была не права, скрыв от них существование внучки и заставив Джордана поверить, что ее нет в живых. Целых тринадцать лет она лишала четверых людей бесценного сокровища – любви.

– Никогда они не были так счастливы, продолжал Джордан.

– Но как смогут они простить мне то, что я сделала? – голосом, полным боли, спросила наконец Джини.

– Они простили, как только увидели тебя, – мягко заметил он. – Так же, как и я. Никто лучше их не мог бы понять твое отношение к моей новой профессии. Знаешь что? Сегодня вечером впервые, с тех пор как ты оставила меня, я почувствовал, что у меня есть настоящая семья.

Ничего не говоря, она с отсутствующим видом смотрела в темноту. Смогут ли они стать настоящей семьей? Прав ли Джордан? А может, права Фелиция, считающая, что Джини никогда не станет для него такой женой, какая ему нужна? Джини уже ни в чем не была уверена.

В этот миг палец с мозолью, которая появляется от долгой игры на гитаре, повернул ее подбородок так, чтобы она смотрела в глаза Джордана, и ее сердце забилось быстрее – она заметила нежность в жестких чертах мужского лица.

– Джини, – прошептал он, – ты мне дала так много, вернувшись ко мне.

Неужели? Она помнила его гнев из-за невольного интервью тем репортерам. Она же публично оскорбила его! И неизвестно, что еще натворит.

Он прижал ее к себе, и она уютно устроилась у него на груди. Его пальцы нежно гладили ее руку. Их тела сплелись.