57  

Двери хижин, по пояс высотой, были обращены на восток; в редком жилище можно было встать во весь рост. Последнее, куда вошли Глэнтон и Дэвид Браун, охранял большой и злобный пёс. Браун вытащил из-за пояса пистолет, но Глэнтон остановил его. Он опустился на одно колено и заговорил с животным. Пёс сжался у дальней стены хогана,[135] скалил зубы и туда-сюда мотал головой, прижав уши.

Смотри укусит, сказал Браун.

Принеси вяленого мяса.

Наклонившись к псу, Глэнтон что-то ему говорил. Пёс не сводил с него глаз.

Приручишь ты этого сукина сына, как же, усомнился Браун.

Я могу приручить любого, кто ест. Принеси кусок мяса.

Когда Браун вернулся с сушёным мясом, пёс беспокойно заозирался. А когда они выезжали из каньона, направляясь на запад, он, чуть прихрамывая, бежал у ног лошади Глэнтона.

Они выехали из долины по старой каменной тропе и оказались на высоком перевале, где мулам приходилось карабкаться по уступам, как горным козлам. Глэнтон вёл лошадь под уздцы, покрикивая на остальных, и всё же, когда настала ночь, отряд по-прежнему тянулся вдоль разлома в стене ущелья. Чертыхаясь, Глэнтон вёл их дальше вверх в кромешной тьме, но проход стал таким узким и опасным, что пришлось остановиться. Делавары, оставив лошадей на верхней точке перевала, вернулись назад пешком, и Глэнтон пригрозил перестрелять всех, если в этом месте на них нападут.

Эту ночь каждый провёл на тропе у ног своей лошади, между крутым подъёмом и крутым спуском. Глэнтон сидел во главе колонны, разложив перед собой всё оружие и наблюдая за псом. Утром они стали пробираться дальше, встретили на вершине перевала разведчиков с лошадьми и снова выслали их вперёд. Весь день отряд двигался через горы, и если Глэнтон и спал, этого никто не видел.

Делавары говорили, что в деревне никого нет уже дней десять и что хиленьо расходились из лагеря в разные стороны небольшими группами. Никаких следов не было. Отряд по-прежнему ехал по горам цепью. Разведчики не появлялись уже два дня. На третий они подъехали к лагерю; их лошади едва не падали от усталости. Утром на тоненькой голубой полоске плоскогорья в пятидесяти милях к югу они заметили огни.

XII

Через границу — Грозы — Лёд и молния — Убитые золотоискатели — Путь движения — Рандеву — Военные советы — Резня хиленьо — Смерть Хуана Мигеля — Мёртвые в озере — Вождь — Ребёнок апачи — В пустыне — Ночные костры — El virote [136] — Операция — Судья снимает скальп — Un hacendado [137] - Гальего — Город Чиуауа

Следующие две недели они ехали по ночам и не разжигали костров. У лошадей сняли подковы и заполнили дырки от гвоздей глиной. Те, у кого ещё оставался табак, сплёвывали его, прожевав, в патронные сумки, а спали в пещерах на голых камнях. Затаптывали лошадьми свои следы там, где спешивались, зарывали свои экскременты, как коты, и почти всё время молчали. Двигаясь в ночи по этим голым скалистым осыпям, они казались расплывчатыми и нереальными, словно дозор, которому выпало разъезжать кругом, чтобы снять древнее проклятие. Будто нечто материализовалось из мрака, поскрипывая кожей и побрякивая металлом.

Вьючным лошадям перерезали горло, мясо засушили, поделили между собой и двинулись дальше под нависающими дикими горами по широкой содовой равнине, где с юга доносились раскаты грома и посверкивали далёкие всполохи. В свете горбатой луны лошади и всадники казались привязанными к своим теням на отливающей снежной голубизной земле, и с приближением грозы при каждой вспышке молнии те же формы, что вырисовывались за ними с какой-то жуткой избыточностью, третьим выражением их присутствия, беспорядочно вычеканивались чёрным на голой земле. Они продолжали двигаться вперёд. Они ехали, словно поставленная перед ними цель возникла ещё до их появления на свет, словно это был унаследованный по крови наказ, властный и неопределённый. Каждый был сам по себе, но вместе они составляли не виданную прежде общность, и пустоты в этой их общей душе поддавались описанию не больше, чем белые пятна на старых картах, где обитают чудовища и где нет ничего из ведомого человеку мира, кроме предположительно дующих там ветров.

Отряд переправился через Дель-Норте и двинулся на юг по местам ещё более неприветливым. Весь день они просидели в скудной тени акации, нахохлившись, как совы, и вглядываясь в окружающее пекло. На горизонте дымами далёких костров вставали пыльные смерчи, и ничего живого вокруг, только кувыркающееся, как циркач, солнце. В сумерках они выехали на равнину, где было посвежее, а небо на западе налилось кровью. У пустынного источника спешились, напились щека к щеке с лошадьми и, забравшись на них, продолжили путь. В темноте потявкивали пустынные волки, а пёс Глэнтона рысил под брюхом его лошади, точно выверяя шаг меж копыт.


  57  
×
×