106  
  • Слеза дрожит в твоем ревнивом взоре,
  • О, не грусти, ты все мне дорога,
  • Но я любить могу лишь на просторе,
  • Мою любовь, широкую как море,
  • Вместить не могут жизни берега...

В этих и других стихотворениях, написанных в разное время и опубликованных в «Русском вестнике», запечатлены чувства, возникающие на различных, если можно так выразиться, стадиях любви. О Толстом заговорили как об одном из лучших русских лириков. А на письменном столе его снова росла стопка исписанных листков.

О плодотворности его труда говорит письмо, направленное им редактору «Русского вестника» М. Н. Каткову 28 мая 1858 года:

«Многоуважаемый Михаил Никифорович... Двоюродный брат мой Жемчужников вручил Вам 28 моих стихотворений, которые покорнейше прошу Вас, буде признаете достойными, поместить в Р. Вестнике на прежних условиях, с тем чтобы вырученные за них деньги употреблены были в пользу людей нуждающихся, из которых без сомненья многие Вам известны. Позвольте надеяться, что Вы не сочтете последнюю просьбу нескромною. И. С. Аксаков, которому я также послал несколько стихотворений, согласился взять на себя тот же труд...»

В «Русской беседе» у Ивана Аксакова печатались стихи иной направленности. Пронизанные любовью к родине, они были навеяны народной поэзией. В них лад русской песни.

Даже собственное ощущение нерастраченности сил и чувство досады на помехи в работе Алексей Толстой передает в былинной манере, используя сложившиеся в народе образы, понятия, речения, что устраняет личное и делает произведение близким и понятным любому русскому человеку.

  • Ты неведомое, незнамое,
  • Без виду, без образа,
  • Без имени, без прозвища!
  • Полно гнуть меня ко сырой земле,
  • Донимать меня, добра молодца!
  • Как с утра-то встану здоровешенек.
  • Здоровешенек, кажись, гору сдвинул бы,
  • А к полудню уже руки опущаются,
  • Ноги словно ко земле приросли.
  • А подходит оно без оклика,
  • Меж хотенья и дела втирается,
  • Говорит: «Не спеши, добрый молодец,
  • Еще много впереди времени!»
  • И субботу называет пятницей,
  • Фомину неделю светлым праздником.
  • Я пущуся ли в путь-дороженьку,
  • Ан оно повело проселками,
  • На полпути корчмой выросло;
  • Я за дело примусь, ан оно мухою
  • Перед носом снует, извивается;
  • А потом тебе же насмехается;
  • «Ой, удал, силен, добрый молодец!
  • Еще много ли на боку полёжано?
  • Силы-удали понакоплено?
  • Отговорок-то понахожено?
  • А и много ли богатырских дел,
  • На печи сидючи, понадумано?
  • Вахлаками других поругано?
  • Себе спину почесано?»

Как же верно подмечена одна из существенных черт большинства людей, не решающихся идти большаком, а все норовящих петлять по проселкам, растрачивающих бесценное время на пустяки. Но сознавать это - значит пытаться покончить с неуверенностью, ощутить собственную силу и способность к большим делам. Именно в этой тональности звучит знаменитое стихотворение Толстого:

  • Звонче жаворонка пенье,
  • Ярче вешние цветы,
  • Сердце полно вдохновенья,
  • Небо полно красоты.
  • Разорвав тоски оковы,
  • Цепи пошлые разбив,
  • Набегает жизни новой
  • Торжествующий прилив,
  • И звучит свежо и юно
  • Новых сил могучий строй,
  • Как натянутые струны
  • Между небом и землей.

Но если б все было так просто! Если б можно было отдаться целиком любимому делу! И вновь появляется грустная нота в лирике Алексея Толстого.

  • Есть много звуков в сердца глубине,
  • Неясных дум, непетых песней много;
  • Но заглушает вечно их во мне
  • Забот немолчных скучная тревога...

В творчестве Толстого того времени немало строк, которые говорят о недовольстве собой, о желании работать крупнее, масштабней... Одно из них звучит немного выспренне, пародийно, в духе Бенедиктова, и потому Толстой не опубликовал его тогда, хотя теперь оно входит во все собрания его сочинений.

  • Мои строгий друг, имей терпенье
  • И не брани меня так зло;
  • Не вдруг приходит вдохновенье,
  • Земное бремя тяжело;
  • Простора нет орлиным взмахам;
  • Как Этны темное жерло,
  • Моя душа покрыта прахом.
  • Но в глубине уж смутный шум,
  • И кратер делается тесен
  • Для раскалившихся в нем дум,
  • Для разгорающихся песен.
  • Пожди еще, и грянет гром,
  • И заклубится дым кудрявый,
  • И пламя, вырвавшись снопом,
  • Польется вниз кипящей лавой.

И такой работой стала для него поэма «Иоанн Дамаскин».

  106  
×
×