Как все это начиналось

Роуз помолчала, потом ответила:

— Наоборот. Поймет.

Их взгляды встретились.

— Может быть, довольно с нас посуды. Пойдем? — предложила Роуз.

— Вы не хотите говорить… об этом?

Она покачала головой.

— Да. — Он порывисто вздохнул и на секунду положил руку на ее запястье. — Да, может, лучше об этом не говорить. Только вот… Я хочу сказать вам: когда я с вами, то начинаю думать, что вдруг смогу жить в этой стране, сделать себе здесь новую жизнь. Я благодарю за это. Я благодарю за… — Антон улыбнулся, подбирая слова. — Вы добры к иностранцу и… я благодарю вас.

— Перестаньте! — не выдержала Роуз. — Вы прекрасно знаете, что это все не то.

Он помолчал.

— Да, знаю, но должен так себе говорить.

Послышались чьи-то шаги. Они были уже не одни. Две женщины рассматривали блюда, покрытые соляной глазурью.

Роуз встала:

— Пойдемте. Мы еще ничего не видели.

В зале ювелирных украшений они любовались брошками в стиле ар-нуво.

Роуз думала: «Ну вот, теперь все вышло наружу. Нет, это не было высказано, но все равно обнаружилось, и теперь ничего не может быть как прежде».

Ей хотелось взять его за руку. Ведь другие люди делают это. Но им нельзя, нет. Можно ли чувствовать себя одновременно такой счастливой и такой грустной? Значит, можно.

Рассматривая венецианский хрустальный кубок с гравировкой, Антон вдруг вспомнил о бывшей жене. Он не думал о ней уже давно. Она возникла на мгновение, просто как напоминание об утраченном чувстве.

«Я забыл, что это такое — чувствовать. А сейчас вспомнил. Я отвык. И вот чувствую то, что не должен чувствовать».

Потом они сидели во внутреннем дворике и пили кофе. Было солнечно и тепло. Викторианская кирпичная кладка, фонтан. Дети играют, перекрикиваясь звонкими голосами.

— Так много людей. Так много языков. Слышу французский, немецкий, японский, итальянский, — сказал Антон.

— Еще какой-то из скандинавских. Сзади. Этот музей — настоящий полиглот. Вот хорошее слово в вашу копилку. Полиглот — тот, кто говорит на многих языках. Я и забыла, что знаю это слово.

— Скажу мастеру, что эта стройка — полиглот. Думаю, он ответит мне: «Иди к черту». Это я узнал от племянника. Это грубо, я думаю?

— Довольно грубо, — согласилась Роуз. — Но все зависит от того, кто это говорит и кому. Между друзьями приемлемо, если, конечно, считать это шуткой.

— Мастер на стройке не есть мой друг, и он не шутит. Так что это будет грубо. Но на стройке так много грубости, что никто не замечает.

— Извините меня, конечно, но вы немного зациклились на этом мастере, на том, как не любите его.

— Потому что он попал в мою жизнь случайно. Этот человек не должен быть в ней.

— Обо мне тоже можно так сказать, — возразила Роуз, глядя вдаль, на стрельчатые окна, перекрученные колонны, фигуры на фризе.

— Он плохой случай. А вы… вы — то хорошее, что со мной здесь случилось, — улыбнулся Антон.

Эта улыбка! Ей опять пришлось отвести глаза.

— Я думаю, все встречи случайны, — возразила она и подумала: «Да и все браки». — Их могло бы не быть.

— Да, если вы не верите в — как это?.. — то, что точно произойдет, что придет, что должно прийти.

— Судьба.

— Вы так это называете? Нет, думаю, что я не верю в это.

— Пожалуй, хуже было бы, если бы верили. Нет спасения. Однако вы всегда можете рассчитывать, что вам улыбнется удача.

— Сегодня так и вышло. Я с вами в этом милом музее и думаю, мы много еще не посмотрели. Так что, может, походим тут. — Он встал. — Тогда я забуду про мастера, и, может, на следующей неделе мне улыбнется удача на интервью. У меня будет другое интервью, я говорил вам, да?

Она тоже встала.

— Да, говорили.

Они пошли к мусульманам. Потом в китайские залы. Взяв с собой все, что теперь поняли, хоть и не высказали.

Роуз смотрит на свою мать и не видит ее. Мысли Роуз далеко.

— Звонила Люси, — говорит Шарлотта. — Просила, чтобы ты с ней связалась.

— Люси?

— Люси.

Роуз продолжает смотреть на Шарлотту. Секунду. Две. Потом с размаху плюхается обратно в свою жизнь, вновь оказывается на собственной кухне.

— А! Правда? Звонила? — Она залпом допивает чай и встает. — Спасибо. Я ей позвоню.

В последнее время она как будто отгородилась от дома, от семьи, от всего.

— И еще… — говорит Шарлотта, но Роуз уже вышла из комнаты.

Через пару минут она возвращается, уже в пальто, с сумкой.