Кукольник

— Вы в своем уме, преподобный? — возмутился шериф. — Кто в таком деле черного раба слушать станет? Нет, мне нужны именно вы! А если этот мальчишка станет упрямиться, обвините его в попустительстве язычникам и пригрозите отлучением от церкви. Откажетесь — вам же хуже; у меня уже лежит письмо в епископат.

Преподобный Джошуа тяжело вздохнул. Он чувствовал, что шериф задумал совершенно немыслимую по дерзости и явно весьма сомнительную акцию, и его это пугало.

Шериф добавил еще несколько резких фраз, убедился, что запугал преподобного окончательно, и направился к реке. Дважды свистнул и, дождавшись, когда сидящий в кустах человек подойдет к лошади, ухватил его за ворот грубой полотняной рубахи.

— Слушай меня, ниггер, — прошипел он, — завтра, как договорились, — кровь из носу, но должна быть жертва вашему Мбоа.

— Слушаюсь, масса шериф, — сдавленно просипел тот. — А мне за это правда ничего не будет?

— Я свое слово всегда держал, — отпустил раба шериф. — Но не дай бог, если ты меня подведешь! Я тебя в тот же день на виселицу определю, сам знаешь!

— Знаю, масса шериф, — покорно склонился раб. — Как вы сказали, так все и будет.

Шериф язвительно улыбнулся и пришпорил кобылу. Завтра ровно в полночь, когда преподобный приведет юного упыря в рощу, причем строго со стороны рисового поля, он даст распоряжение открыть огонь на поражение. Взбешенный своим бессилием, шериф знал — одной правильно посланной пули, чтобы поставить во всей этой истории большую жирную точку, вполне хватит.

А виновного в смерти Лоуренса он найдет.

С визитом в семью Мидлтон Джонатан и Теренс Лоуренс отправились вместе — по всем правилам. Сели за стол, неплохо перекусили, выпили вина, внимательно осмотрели приглашенную из детской комнаты Энни Мидлтон, отправили ее обратно и еще раз, уже официально, обговорили размеры и порядок передачи приданого.

Как достаточно быстро выяснил дядюшка Джонатана, оно отнюдь не было чрезмерным. Большое, но, увы, целиком деревянное здание театра, когда-то купленное главой семьи в паре со старшим Бернсайдом, изрядно обветшало. Настолько обветшало, что последний театральный сезон просто не состоялся!

Теперь оно стояло совершенно пустым и требовало ремонта, и, по самым скромным подсчетам, на него как раз и должна была уйти оговоренная сумма наличными. Можно было сказать так, что под видом приданого для Энни ее родители просто производили необходимые траты на поддержание дела, угасающего без постоянного присмотра.

И все равно лучшей партии в округе, пожалуй, было не найти. Мидлтоны всегда поддерживали своих вышедших замуж дочерей, да и зятьям кое-что перепадало, хотя бы в виде политического влияния. Поэтому предложение было принято, дата официального обручения назначена на ближайшее воскресенье, и что-то около двенадцати вечера Джонатана и дядю Теренса развели по гостевым спальням.

— Она тебе действительно так нравится? — перед тем как уйти к себе, как бы невзначай поинтересовался дядюшка.

— Хорошая девушка, — кивнул Джонатан. — А главное, достаточно молодая, чтобы можно было чему-то научиться.

— И чему ты ее собираешься научить?

Джонатан задумался. Понятно, что прежде всего Энни должна разделять взгляды своего мужа. Постепенно научиться поддерживать в поместье должный порядок, причем не просто ждать, когда ее муж добьется полной гармонии жизни, но и активно помогать в этом. Например, заботиться о духовном развитии черных и белых слуг.

А потом, через пять или шесть лет, когда все поместье будет пропитано тем духом благорасположения, который внесет в него Джонатан, она должна будет тщательно следить за тем, чтобы никто, ни один из опекаемых ими людей не сбился с предписанного им пути.

— Ну, так чему ты хочешь ее научить? — повторил свой вопрос дядя Теренс.

— Жизни со мной, дядюшка, а больше ничему, — улыбнулся Джонатан.

Преподобный Джошуа прибыл к поместью Лоуренсов на десять минут раньше предписанного часа и прямо с порога узнал от Платона, что ни масса Джонатана, ни масса Теренса в доме нет; все в гостях у Мидлтонов.

Преподобный глянул на часы и похолодел: времени оставалось всего ничего!

— Гони! — ткнул он стеком недавно купленного в помощь Томасу, но куда менее сообразительного кучера. — К Мидлтонам! Быстро!

Кучер начал нахлестывать пару лошадей во всю мочь, но, как ни старался, к дому Мидлтонов они добрались только к двенадцати ночи. Преподобный выскочил из экипажа, принялся молотить в дверь, поднял весь дом, добился, чтобы к нему привели Джонатана, и, чуть не задыхаясь от волнения, выпалил: