Кукольник

Он прибежал в поместье, стараясь не столкнуться с погасшим, совсем опустившим плечи сэром Теренсом, достал припрятанную в тайнике голову Аристотеля Дюбуа и ушел к реке. Разжег небольшой костер, поставил голову в тщательно подготовленное углубление в земле, обильно посыпал ее табаком и сбрызнул ромом.

— Мы с тобой всегда были соперниками, Аристотель, — с напором произнес он. — Но я всегда уважал тебя. Я правду говорю. А главное, мы оба с тобой всегда служили только Великому Мбоа.

Аристотель молчал.

— Да, ты умер, — набрав воздуха в грудь, продолжил Платон. — Но ты умер по всем правилам — ты же знаешь! И теперь Джонатан — единственный господин твоей души.

Аристотель делал вид, что не слышит.

— Но теперь сэр Джонатан в тюрьме, и скоро его повесят. И что ты скажешь Великому Мбоа? Что предал своего господина? Ты это ему скажешь?

Аристотель по-прежнему упорно уклонялся от каких-либо переговоров. Он молчал час, два, три. Он молчал, когда Платон устроил специально для него особый обряд привлечения духов. Он молчал, когда Платон полил его свежей кровью только что пойманного опоссума. Он молчал даже тогда, когда Платон пообещал ему особый, ни на что не похожий подарок. И только под утро, когда изнемогший негр едва не падал с ног от усталости, сухие уста Аристотеля Дюбуа дрогнули, и от них повеяло легким, едва заметным ветерком.

Платон замер. Аристотель все-таки снизошел до него и уже что-то говорил!

«Церковь… преподобный… ты должен…»

Платон закатил глаза и принялся слушать Аристотеля всем телом, как учили, и вдруг понял все!

— Спасибо, Аристотель! — чуть не заплакал он. — Спасибо тебе, великий черный человек!

Каждый новый день преподобный Джошуа Хейвард встречал с изумленным лицом, а провожал благодарной молитвой. Черная паства, казалось, окончательно отвернувшаяся от веры Христовой, день ото дня все больше и больше возвращалась в лоно церкви.

Они приходили в храм пристыженные и напуганные, но преподобный встречал их с такой искренней радостью, что уже через час понурые черные лица начинали буквально светиться от чувства огромного облегчения. Старые демоны более не были властны над ними, и это чувствовали и преподобный, и они сами.

Даже неприятный осадок от того двусмысленного положения, в которое он поставил себя перед епископатом, даже то, что чуть ли не целую неделю этот старый черный безграмотный дурак Томас практически заменял его в храме и на полях, не тяготили более сердца преподобного. Он был счастлив и совершенно точно знал, что с тех пор, как он действительно уверовал, Господь дал еще один шанс своему недостойному рабу.

Пожалуй, именно поэтому, когда поздним вечером к нему пришел слуга Джонатана Платон, преподобный нимало не встревожился.

— Проходи, Платон, проходи, — раскрыл объятия преподобный навстречу негру и, приобняв за спину, провел его в храм. — Давненько что-то ты на исповеди не был… когда в последний-то раз?

Преподобный Джошуа принялся вспоминать, когда в последний раз видел Платона на исповеди, но стареющая память отказывалась ему служить, он просто не помнил ни одного такого случая.

— Ты ведь у меня крещен? — осторожно поинтересовался преподобный; теперь он не поручился бы ни за что.

— Нет, масса Джошуа, — качнул головой Платон.

— Так ты креститься пришел?! — догадавшись, в чем дело, просиял преподобный и вдруг снова смутился. — Или… или за этого… своего хозяина просить?

— Нет, масса Джошуа.

— А тогда в чем дело? — застыл преподобный. — Что тебя привело?

— Мбоа, масса преподобный, — внятно произнес негр. — Мбоа меня привел.

— Кто-кто? — Преподобный похолодел; он где-то уже слышал это зловещее имя, но где именно, почему-то не помнил.

— Мбоа, — широко улыбнулся Платон и вытащил из-за спины странной формы кривой и, кажется, каменный нож…

— Господи Боже! — только и успел выдохнуть преподобный.

Суд над убийцей назначили на понедельник, ровно на восемь утра, и все равно помещение суда, в которое должны были привести Джонатана Лоуренса, было забито битком еще в шесть. Люди сидели на гладко отшлифованных за много лет лавках вплотную; впритирку стояли во всех проходах, а те, кому места просто не досталось, заполонили все коридоры, лестницы и черной удавкой обтянули здание суда по периметру.

— Ну что там, ведут? — беспрерывно спрашивали возбужденные обыватели друг друга. — Как думаете, неужели он отделается петлей?