Девушка, которую ты покинул

Конечно, это было первое, что она сделала. Не самый значительный представитель школы импрессионизма начала прошлого века. В статье была еще подцвеченная сепией фотография крупного мужчины с темно-карими глазами и волосами до воротничка рубашки. Какое-то время он был учеником Матисса.

— Теперь я начинаю понимать, почему его работа — если это, конечно, его работа — стала предметом запроса о реституции.

— Продолжай, — закидывая оливку в рот, просит Лив. Кристен, с посудным полотенцем в руках, стоит рядом.

— Я, естественно, не стал говорить ему о предъявленном тебе требовании, а он, естественно, не видя картины, не может оценить ее, но, судя по последним торгам, где выставлялись работы Лефевра, а также по провенансу, картина может стоить от двух до трех миллионов фунтов.

— Что? — слабым голосом переспрашивает Лив.

— Да. Маленький свадебный подарок Дэвида оказался выгодным вложением денег. Два миллиона фунтов как минимум,вот что он дословно сказал. На самом деле он рекомендовал немедленно произвести оценку ее страховой стоимости. Наш Лефевр, несомненно, высоко котируется на антикварном рынке. Русские от него просто торчат, что взвинтило цену до небес.

От неожиданности Лив подавилась оливкой и теперь задыхается. Кристен колотит ее по спине и дает стакан воды. Лив пьет и одновременно прокручивает в голове слова Свена. Но их смысл до нее все равно не доходит.

— Поэтому, как мне кажется, нет ничего удивительного, что из ниоткуда возникают какие-то люди, желающие отхватить кусок пожирнее. Я попросил Ширли из офиса покопаться в аналогичных делах и послать мне информацию по электронной почте. Так вот, все эти истцы сперва копаются немножко в семейной истории, предъявляют права на картину, рассказывая трогательную историю о том, как ею дорожили бабушка и дедушка, каким ударом для них было потерять ее… Потом они получают картину обратно, и знаешь, что делают?

— Откуда мы можем знать, — говорит Кристен.

— Они ее продают. И получают такие деньги, которые им и не снились.

На кухне воцаряется мертвая тишина.

— Два-три миллиона фунтов? Но мы заплатили за нее всего двести евро.

— Надо же, прямо «Антикварное шоу»! — На лице Кристен появляется счастливая улыбка.

— В этом весь Дэвид. Он как царь Мидас. Все, к чему он прикасался, превращалось в золото, — наливает себе бокал вина Свен. — Какая жалость, что появилась та фотография с картиной в твоем доме. Думаю, не имея других свидетельств, они вряд ли смогли бы доказать, что картина у тебя. А они это точно знают?

Лив вспоминает о Поле. И у нее внутри все опускается.

— Да, — отвечает она. — Они это точно знают.

— Ну ладно, — садясь рядом с Лив, кладет ей руку на плечо Свен. — Нам надо найти тебе хорошего адвоката. Причем срочно.

Следующие несколько дней Лив ходит точно во сне, в висках стучит, сердце бьется как сумасшедшее. Она посещает дантиста, покупает молоко с хлебом, заканчивает работу к назначенному сроку, относит Фрэн кружки с чаем, а потом поднимается с ними обратно наверх, так как Фрэн жалуется, что Лив забыла положить сахар. Но все как-то не откладывается в памяти. Она вспоминает о поцелуях Пола, об их случайной встрече, о его предложении помочь. Интересно, планировал ли он все с самого начала? И, с учетом стоимости портрета, не была ли она с самого начала жертвой грандиозного обмана? Она набирает в Google «Пол Маккаферти» и читает отзывы о его работе в антикварном отделе нью-йоркской полиции, о его «таланте криминалиста», «стратегическом мышлении». И все ее прежние представления о нем исчезают как дым. Мысли вихрем крутятся в голове, мозг лихорадочно работает, причем уже в другом — опасном — направлении. Ей уже дважды становилось так плохо, что приходилось вставать из-за стола и, прислонившись лбом к холодной фарфоровой раковине, сбрызгивать лицо холодной водой.

В ноябре прошлого года КРВ помогла вернуть Сезанна еврейской семье из России. Стоимость картины составляла примерно пятнадцать миллионов фунтов. Причем, согласно информации в разделе «О компании» на ее сайте, КРВ работает за комиссионные.

Он посылает ей уже три сообщения: «Мы можем поговорить? Я знаю, что тебе тяжело, но, пожалуйста, давай все обсудим». И все это звучит вроде бы разумно. Словно он человек, заслуживающий доверия. Она спит урывками и с трудом заставляет себя есть.