Девушка, которую ты покинул

— Да, но только не Софи.

— А вот этого нам не дано знать, — вступает в разговор Генри. — Вы ведь сами сказали, что после исчезновения Софи ее имя больше никогда не произносилось ее родственниками вслух. Но если бы она была чиста как первый снег, они непременно захотели бы сохранить память о ней. Но здесь все наоборот. Значит, с Софи Лефевр связана какая-то постыдная тайна.

— Не думаю, что она добровольно вступила в какие-то особые отношения с комендантом. Посмотрите на эту почтовую открытку, — снова открывает Лив папку с бумагами. — «Ты моя путеводная звезда в этом безумном мире». И это всего за три месяца до того, как она предположительно стала «коллаборационисткой». Так способны писать только очень любящие друг друга супруги.

— Да, перед нами действительно любящий муж, — кивает Генри. — Но мы не имеем ни малейшего представления о том, какой монетой отплатила ему за любовь жена. К тому времени она могла безумно влюбиться в немецкого офицера. Ей могло быть одиноко. Ее могли ввести в заблуждение. То, что Софи любила мужа, вовсе означает, будто она не могла полюбить другого мужчину.

Лив нервно смахивает челку со лба:

— Это звучит отвратительно! Получается, что мы хотим запятнать ее имя.

— Ее имя уже запятнано. У родственников не нашлось для нее ни одного доброго слова.

— Нет, я не желаю использовать против нее слова племянника, — говорит Лив. — Похоже, он единственный, кому она небезразлична. Просто… просто я не уверена, что мы знаем полную историю ее жизни.

— Полная история никого и не интересует. — Анжела Сильвер комкает упаковку из-под сэндвича и аккуратно бросает в мусорную корзину. — Послушайте, миссис Халстон! Если мы сможем доказать, что у нее был роман с комендантом, наши шансы сохранить картину существенно увеличатся. Но если противная сторона докажет, что картина была похищена или получена насильственным путем, наши позиции окажутся не столь бесспорны. — Она вытирает руки и надевает парик. — В такой игре все средства хороши. И я не сомневаюсь, что противная сторона использует недозволенные приемы. Собственно, вопрос состоит исключительно в том, насколько сильно вы хотите сохранить картину.

Лив садится за стол — ее сэндвич так и остается нетронутым, — а оба адвоката уже поднимаются, чтобы идти обратно в зал. Она смотрит на лежащие перед ней записи. Нет, она не может чернить память о Софи. Но и не может допустить, чтобы картину забрали. А самое главное, не может позволить Полу выиграть дело.

— Я еще раз все хорошенько проверю, — говорит она.

26

Нет, я не боюсь, хотя странно видеть, как они преспокойно едят и весело смеются под крышей отчего дома. В основном они вежливы, даже внимательны. И я верю, что господин комендант не допустит никаких вольностей со стороны своих офицеров. Вот и началось наше шаткое перемирие.

Самое удивительное, что господин комендант высококультурный человек. Он даже знает о Матиссе! О Вебере и Пурманне! Можешь себе представить, как это странно — обсуждать технику твоей живописи с немцем?

Сегодня мы наконец смогли утолить голод. Господин комендант пришел на кухню и велел нам доесть остатки рыбы. Малыш Жан заплакал, когда ему не дали еще. Я не знаю, где ты сейчас, но молюсь, чтобы у тебя было достаточно еды.

Лив читает и перечитывает отрывки, пытаясь понять то, что написано между строк. Очень сложно установить хронологию, так как письма Софи написаны на случайных клочках бумаги, да и чернила местами выцвели, но все они явно свидетельствуют о постепенном налаживании отношений с Фридрихом Хенкеном. Софи намекает на задушевные разговоры, случайные проявления доброты, на дополнительные продукты с офицерского стола. Несомненно, Софи не стала бы говорить об искусстве с тем, кого считала бы извергом. Не стала бы принимать от него еду.

И постепенно перед мысленным взором Лив встает образ Софи Лефевр. Лив читает историю о поросенке-младенце — делает повторный перевод, чтобы проверить, не перепутала ли чего, — и радуется тому, что все так хорошо закончилось. Она возвращается к своим записям из зала суда, перечитывая слова мадам Лувье о своенравности Софи, ее смелости и добром сердце. И дух Софи словно сходит со страниц документов. На секунду Лив даже становится жаль, что нельзя обсудить это с Полом.