Совсем как живая

Их очная ставка напоминала схватку хищников, которые пытались загрызть друг друга. Он все валил на нее, она топила его, выдавая такие детали, от которых не только отцу – опытным следователям было не по себе.

Эксперты нашли прямые улики в кладовке. В деле об убийстве Виктории Князевой были поставлены все точки. И только тогда Ольга Волкова смогла глубоко вдохнуть и выплакаться. Алексей сидел рядом всю ночь и смотрел полными слез глазами, как она бьется в истерике, кричит, рвет простыни, как будто в битве прогоняет пленившую ее черную силу. Они больше не мешали друг другу. Страдание подняло их на другую ступень. Туда, где одиночества не желают.

Эпилог

Мария Леонтьева купила букет белых роз, приехала в аэропорт – встречать дочь с мужем. Она стояла с этим букетом посреди шумного и взволнованного людского потока, как героиня черно-белого, утонченного, старого итальянского кино. Черное платье, тонкое страдальческое лицо, темные, широко распахнутые глаза, взгляд над всеми, мимо всех… Она их увидела! Они шли словно из другого кадра того же кино: Ульяна, затянутая в кремовый, облегающий костюм, с таким же тонким, необычным лицом, такими же глазами, как у матери, только в них – горячий свет солнца, любви и победы. И он, ее возлюбленный, с которым они обвенчались, – прекрасный и счастливый. Мария попробовала сделать шаг к ним навстречу, но ноги не слушались. Белые розы рассыпались, когда дочь бросилась ей на шею.

– Я не верила, что увижу тебя, – только и смогла сказать Мария…

Они вошли в квартиру. Толя, младший брат, стоял в прихожей и смотрел только на сестру. Она обняла его:

– Я так соскучилась.

– Это правда? – строго спросил он. – Все страшное кончилось? Мы будем жить вместе?

– Конечно. – Она его затормошила, пряча повлажневшие глаза. – Я потом тебе покажу подарки. Сначала мы умоемся, переоденемся.

– Нет, – вмешался Димитрис. – Мы, конечно, умоемся, переоденемся. Но потом мы с Толей будем готовить греческие салаты: я все привез. Будем обедать, пить вино и только потом вручим подарки.

Все поняли, что в доме появился хозяин. И он понимал, что сейчас нужно оставить мать и дочь наедине. Они встретились после разлуки, которая могла стать вечностью…

Ульяна в легком домашнем платье вошла в комнату Марии. Остановилась у портретов отца и Василия, под которыми горели лампадки.

– Бедная моя, – повернулась она к матери. – Ты была одна в этом несчастье.

– В трагедии любой человек – один, – ответила Мария. – Бог дает ему крест и говорит: неси, сколько сможешь.

– Ты повесила их портреты рядом?

– Да, как видишь. Жизнь не переделаешь. Твой отец был моим первым мужчиной, Василий – вторым и последним.

– Как это произошло?

– Я убила его. Узнала, что на вас напали, решила, что тебя больше нет, пришла и сказала: будь ты проклят. Не живи. Он послушал меня.

– Мама, ты ни в чем не виновата… Мы обе знаем, что они за люди… Папа… Мы все… Разве мы жили?

– Да, мы знали. Василий сказал, что имел отношение к гибели Виктора. Не прямое, конечно. Убийцы сейчас в тюрьме. Знаешь, когда Василий умер, я почувствовала, что он нас любил по-настоящему. Меня и тебя. При его жизни мне это было не важно. А сейчас, извини, душа болит… Несчастный безумец Вадим, который превратил твою жизнь в ад, он без отца из этой истории, конечно, не выберется. Его, скорее всего, признают невменяемым. Мне сказали, что он окончательно сошел с ума в тюрьме. Мне жаль его мать.

– Я так счастлива сейчас, мама, что мне жалко даже Вадима. Грех это говорить, но благодаря Вадиму мы с Димой прошли сквозь такие испытания, что теперь точно знаем: никто никогда так не любил, как мы, никто не был столь близок, столь богат…

– Мне кажется, я жила ради этих слов…

* * *

– Черт, – сказал Коля, появляясь на кухне, где Марина готовила обед. – Выясняется, что я такой же нищий, как и был. Практически. Купил машину, Николаев принес мне сдачу с моего гонорара – он оказался честным, не взял даже на чай, – я решил присмотреть тебе подарок, у тебя же завтра день рождения. Полез в Интернет, набрал всего лишь слово «платье»… Елки, я не в курсе цен! Ты знаешь дизайнера Дэбби Вингхэм?

– Ну, слышала.

– Так у меня не хватает средств даже на рукав ее последнего платья. Оно стоит пять с половиной миллионов долларов, весит, правда, тринадцать килограммов. Это, мне кажется, минус.

– Это огромный минус. Я же не верблюдица – таскать на себе такие тяжести. Не переживай.