Город падших ангелов

Мало что изменилось с прошлого визита: город по-прежнему казался Клэри чуждым и странным, хотя рунические рисунки на полу больше не виделись ей непонятными завитушками и узорами, теперь их смысл будто впивался в разум острыми краями. Сразу по прибытии в Город молчания Мариза оставила Люка и Клэри в «предбаннике» и отправилась лично переговорить с Братьями. Она предупредила: вряд ли они впустят сразу троих. Мертвые нефилимы – целиком и полностью собственность и вотчина ордена.

Не то чтобы Братьев много, Валентин почти всех перебил, пока искал Меч смерти. Выжили те немногие, кто отлучился из Города. С тех пор орден набрал новых адептов, однако во всем мире сейчас вряд ли наберется больше десяти – пятнадцати Братьев молчания.

О возвращении Маризы возвестил цокот каблуков. Вслед за матерью Алека и Изабель плелся монах в робе.

– Вот вы где, – сказала Мариза, словно застала Люка и Клэри не там, где покинула их. – Это брат Захария. Брат Захария, это та самая девочка, о которой я рассказывала.

Брат молчания слегка приподнял капюшон. К удивлению Клэри, Захария мало напоминал Иеремию: глаза на месте, только закрыты, высокие скулы отмечены черными шрамами от нанесенной руны и рот не зашит. Под капюшоном Клэри не видела, обрит ли монах.

Его голос коснулся разума Клэри:

«Ты всерьез считаешь, что способна на такое, дочь Валентина?»

Ее щеки вспыхнули румянцем. Достали напоминать, чей она ребенок!

– Вы наверняка слышали о ее подвигах, – высказался Люк. – Руна союза помогла выиграть Войну за Орудия Смерти.

Опустив капюшон, брат Захария мысленно позвал:

«Идемте в Склеп».

Клэри посмотрела на Люка, ожидая, что тот кивнет в знак поддержки. Однако он по привычке нервно поигрывал очками. Вздохнув, Клэри последовала за монахом и Маризой. Брат Захария двигался бесшумно, словно туман, тогда как каблуки Маризы стучали о мраморный пол подобно выстрелам. Может, привычка надевать неподходящую случаю обувь передалась Изабель вместе с генами?

Они прошли по тропинке, змеящейся между колонн, в огромный зал Говорящих Звезд. (Здесь Братья впервые рассказали о Магнусе Бейне.) Дальше – сводчатый проход за массивными железными дверьми. Их поверхность покрывали Руны Смерти и Умиротворения. Над входом красовалась надпись на латыни, и Клэри тут же пожалела, что не прихватила с собой ученические заметки. Для Сумеречного охотника латынь она знала отвратительно, ведь почти все нефилимы разговаривают на ней как на родном языке.

«Taceant Colloquia. Effugiat risus. Hic locus est ubi mors gaudet succurrere vitae».

– Да умолкнет речь. Да сгинет смех, – перевел Люк. – Здесь мертвые имеют честь учить живых.

Положив руку на дверь, брат Захария предупредил:

«Мы подготовили недавно почивших к вашему приходу. Идем?»

Тяжело сглотнув, Клэри подумала: эх, и во что же она ввязалась!

– Идемте.

Двери отворились, и все четверо прошли в просторную комнату без окон: голые стены из гладкого белого мрамора, на крюках висят серебристые инструменты: сверкающие скальпели, подобия молотков, хирургические пилы и реберные расширители. Рядом на полках – еще более причудливые предметы: штопоры, полотна наждачки, банки с разноцветными жидкостями, включая зеленую с ярлыком «Кислота» (которая вроде даже дымилась).

Центр комнаты занимал ряд высоких мраморных столов, из которых лишь три были заняты. На двух тела лежали под белыми простынями; тело на третьем оставалось накрытым до пояса: определенно, мужчина, и уж точно Сумеречный охотник. Восковую кожу испещряли Знаки, на глаза мертвецу, по обычаю, положили полоску белого шелка.

Борясь с тошнотой, Клэри приблизилась к мраморному столу. Люк покровительственно опустил руку ей на плечо. Стоявшая по другую сторону стола Мариза внимательно следила за ней пытливыми голубыми, совсем как у Алека, глазами.

Достав стило и подавшись вперед, Клэри сквозь ткань юбки ощутила холод мрамора. Она наклонилась так низко, что различала теперь все детали внешности покойного: светло-каштановые волосы и горло, разорванное в клочья.

Сняв повязку с закрытых глаз мертвеца, брат Захария разрешил:

«Приступай».

Глубоко вздохнув, Клэри коснулась руки трупа кончиком стило. Видение руны повторилось, предстало перед мысленным взором четко и понятно, словно буквы собственного имени. Клэри начала писать…

Ветвистые черные линии заструились из-под кончика стержня, как обычно, правда, в руке чувствовалась тяжесть, пишущий инструмент слегка притормаживал, словно Клэри не на коже чертила Знак, а в лужице густой грязи. Стило как будто не желало выписывать руну, не могло отыскать живой дух в мертвом теле. В животе у Клэри крутило, и, когда она закончила, лоб ее покрылся испариной, а к горлу вновь подступила тошнота.