106  

Когда я позвонил в дверь, мне никто не открыл, и тогда я обошел дом.

Лужайка напоминала тренировочную площадку армейского инженерного корпуса — пирамиды хлорвиниловых и медных труб, вырытые траншеи, горы селитры. Прошлым вечером было слишком темно, чтобы оценить размах ведущихся работ.

Сразу за курятником, возле сарая, стояли три металлических резервуара размером с небольшой автомобиль, судя по всему, отстойники — два тусклого серебристого цвета, в дырах ржавчины, а третий был новым и белым со следами земли, словно его неправильно установили и вытаскивали наружу.

В конце траншеи стоял пустой экскаватор с ковшом, наполненным селитрой. Экскаватор желто-зеленого цвета компании, сдающей технику в аренду, перепачканный грязью и машинным маслом, выглядел новым.

Из сарая доносились звуки магнитофона: одинокая акустическая гитара и мужской голос, похожий на раннего Вилли Нельсона.[135]

Я зашагал на звуки музыки. Лошадь с соседнего поля наблюдала за мной, касаясь шеей колючей проволоки, и не спеша грызла половинку яблока.

Подойдя ближе, я сообразил, что это одна из песен Миранды, переложенная для мужского голоса. Я обошел сарай и понял, что слышу вовсе не запись. Пел Брент Дэниелс. Он сидел на одном из двух складных стульев, стоявших у стены его сарая-квартиры, рядом с курятником, смотрел в сторону холмов и играл курам на гитаре.

Его волосы слиплись и превратились в мокрую темную массу, словно он только что принимал душ. Брент был одет в футболку и шорты. Перед ним на пне стояли одноразовые стаканчики и бутылка виски «Риман», к которой он успел хорошо приложиться. Брент пел по-настоящему, и я только теперь понял, насколько он хорош.

Он не слышал, как я подошел, видимо, ему было все равно. Я остановился в двадцати ярдах и слушал, пока тот не закончил песню. У меня сложилось впечатление, что Брент пел для кого-то стоящего на холме у самого горизонта.

Закончив, он отложил гитару, поднял бутылку виски и налил полный стаканчик. Выпив его, посмотрел на меня.

— Наварр.

— Я думал, это запись.

Брент Дэниелс нахмурился.

— Если тебе нужна Миранда, она в Остине, на записи. Уиллис уехал за трубами.

— В таком случае ты не возражаешь, если я к тебе присоединюсь?

Брент колебался, словно ему хотелось отказать, но у меня сложилось впечатление, что он забыл, как говорить «нет» в подобной ситуации. Он протянул мне стопку стаканчиков. Я взял верхний и уселся на второй складной стул.

С того места, где я сидел, открывался прекрасный вид: далекие зеленые холмы и синее небо, точно вода в парке развлечений, пенистые заплатки облаков, неестественный цвет — такое зрелище обычно предназначалось для туристов. Пара грифов кружила над рощей в полумиле к северу. Вероятно, над мертвой коровой или оленем. С востока плыл дым, там горел сухой кустарник.

Виски обжег мне горло.

— Любимый сорт Леса?

Брент пожал плечами.

— Он раздавал его в бесплатной лотерее.

Мне хотелось задать несколько вопросов, но воздух ранчо и природа уже оказали на меня свое действие, и я вдруг понял, как сильно устал за последние несколько недель.

Полуденное солнце палило нещадно, остатки росы быстро испарялись, и мое тело наслаждалось целительным теплом. Холмы приглашали к приятному созерцанию, и причины, по которым я приехал на ранчо, начали постепенно растворяться в моем сознании.

— Ты часто здесь играешь?

В глазах Брента сгустились тени.

— Пожалуй.

— Ты выступаешь сегодня вечером?

Он покачал головой.

— Нет, только Миранда. Она будет петь с Робертом Эрлом Кином во «Флор кантри стор». Думаю, после концерта Мило привезет ее сюда.

Я убрал кусочки воска с поверхности виски.

— Миранда совсем не водит машину?

Пока я не задал свой вопрос, такая мысль мне в голову не приходила. Я не спросил ее в пятницу вечером, когда вез в город, да и в других случаях, когда она ездила с Мило или со своим отцом. Тот факт, что я воспринял это как нечто совершенно естественное, сейчас меня почему-то встревожил.

— Дело не в том, что она не может, — ответил Брент. — Просто не водит, и все.

— Почему?

Брент бросил на меня короткий взгляд, но пояснять не стал. Он снова взял в руки гитару и стал так легонько перебирать струны, что я почти не различал ноты. Его рука быстро меняла аккорды, прижимая струны.

— А тебя не раздражает, что она исполняет твои песни? — спросил я. — И оказывается в центре внимания благодаря твоей музыке?


  106  
×
×