До встречи с тобой

Я занималась этим минут десять, когда тихий гул электрического инвалидного кресла предупредил о появлении Уилла.

Он сидел в дверях и наблюдал за мной. Под его глазами залегли темные тени. Натан говорил, что иногда он почти не спит. Мне не хотелось думать, каково это — лежать в предрассветные часы в кровати, из которой не можешь выбраться, в компании одних лишь мрачных мыслей.

— Решила посмотреть, нельзя ли починить какие-нибудь рамки. — Стараясь выглядеть жизнерадостной, я подняла фотографию, на которой он прыгал с тарзанкой. «Ему нужен кто-то бодрый, кто-то оптимистичный».

— Зачем?

— Ну… мне показалось, — заморгала я, — что некоторые еще можно спасти. У меня с собой клей для дерева, на случай если вы разрешите попробовать. Или, если нужны новые, я могу во время обеденного перерыва сбегать в город и поискать замену. Или съездим вместе, если вы не против прогуляться…

— Кто вам велел их чинить? — пристально посмотрел на меня он.

«Ой-ой-ой», — подумала я.

— Я… я просто пыталась помочь.

— Вы хотели исправить то, что я сделал вчера.

— Я…

— Знаете что, Луиза? Было бы очень мило — хоть раз в жизни, — если бы кто-нибудь обратил внимание на то, чего хочу я. Я не случайно расколотил эти фотографии. Это не была попытка радикального изменения дизайна интерьера. Я действительно не хотел их больше видеть.

— Простите. — Я поднялась на ноги. — Я не подумала…

— Вы считали, что вам виднее. Все считают, будто знают, что мне нужно. «Давайте починим эти чертовы снимки. Пусть бедному инвалиду будет на что посмотреть». Я не желаю, чтобы эти чертовы снимки таращились на меня каждый раз, когда я торчу в кровати, пока кто-нибудь не вынет меня оттуда. Ясно? Как по-вашему, вы в состоянии это усвоить?

Я сглотнула.

— Я не собиралась чинить снимок с Алисией… Я не настолько глупа… Просто мне показалось, что со временем вы можете…

— О боже… — Он отвернулся от меня, его голос был язвительным. — Избавьте меня от психотерапии. Идите и читайте свои чертовы желтые журнальчики, или чем вы там занимаетесь, когда не готовите чай.

Мои щеки пылали. Я смотрела, как он пытается вписаться в узкий коридор, и сама не знаю, как выпалила:

— Вовсе не обязательно вести себя как последний козел!

Слова повисли в тишине.

Кресло остановилось. После долгой паузы он дал задний ход и медленно повернулся лицом ко мне, держась за маленький рычаг управления.

— Что?

Я смотрела на него, и мое сердце колотилось.

— Вы дерьмово обошлись с друзьями. Прекрасно. Вероятно, они это заслужили. Но я-то стараюсь, как могу, день за днем. И буду очень признательна, если вы не станете портить мне жизнь, как всем остальным.

Глаза Уилла распахнулись чуть шире. Он немного помедлил, прежде чем открыть рот.

— А если я скажу, что вы мне не нужны?

— Меня наняли не вы. Меня наняла ваша мать. И если только она не скажет, что больше не нуждается в моих услугах, я останусь. Не потому, что мне есть до вас дело, и не потому, что мне нравится эта дурацкая работа, и не потому, что хочу изменить вашу жизнь, а потому, что мне нужны деньги. Ясно? Мне правда нужны деньги.

Лицо Уилла Трейнора почти не изменилось, но я заметила на нем удивление, как будто он не привык, чтобы с ним не соглашались.

«Вот черт, — подумала я, начиная понимать, во что влипла. — На этот раз я действительно все испортила».

Но Уилл только смотрел на меня, а когда я не отвернулась, еле слышно вздохнул, как будто собирался сказать что-то неприятное.

— Ладно, — произнес он и развернул кресло. — Просто положите фотографии в нижний ящик, хорошо? Все фотографии.

И с тихим гулом он исчез.

5

Когда тебя катапультирует в совершенно новую жизнь — или, по крайней мере, с размаху прижимает к чужой жизни, словно лицом к окну, — приходится переосмыслить, кто ты есть. Или каким тебя видят другие.

За четыре короткие недели интерес родителей ко мне поднялся на пару-тройку пунктов. Я стала каналом в другой мир. Особенно для мамы, которая каждый день расспрашивала меня о Гранта-хаусе и его укладе, подобно зоологу, методично изучающему неизвестное науке существо и его привычки. «Миссис Трейнор пользуется льняными салфетками во время еды?» — спрашивала она, или: «Как по-твоему, они пылесосят каждый день, как и мы?», или: «А что они делают с картофелем?».