Но это навело меня на размышления. Однажды вечером, когда Трина ушла на вечерние курсы, я зашла на кухню, где мама разбирала папины рубашки перед глажкой.
— Мама…
— Да, милая.
— Как по-твоему, я могу перебраться в комнату Трины, когда она уедет?
Мама замерла, прижав к груди наполовину сложенную рубашку.
— Не знаю. Я об этом пока не думала.
— В смысле, если они с Томасом уедут, вполне справедливо поселить меня в спальне приличного размера. Разве не глупо, если она будет пустовать, когда они уедут в колледж?
— Наверное, ты права, — кивнула мама и осторожно положила рубашку в корзину.
— К тому же эта комната должна быть моей, поскольку я старше и так далее. Она досталась ей только из-за Томаса.
Мама сочла мои доводы разумными.
— Да, конечно. Я поговорю об этом с Триной.
Сейчас я понимаю, что лучше было сначала побеседовать с сестрой.
Через три часа она ворвалась в гостиную мрачная, словно туча:
— Уже делишь мое наследство?
Дедушка рывком очнулся в кресле, рефлекторно прижав руку к груди.
— Ты о чем? — Я оторвала взгляд от экрана телевизора.
— А где мы с Томасом будем жить на выходных? Мы не поместимся в каморке вдвоем. Там даже вторую кровать не поставить.
— Вот именно. А я торчу в ней пять лет. — Я сознавала, что никогда еще не была так права, и потому вспылила больше, чем предполагала.
— Ты не можешь занять мою комнату. Это нечестно.
— Ты даже не будешь в ней жить!
— Но она мне нужна! Мы с Томасом просто не сможем поместиться в каморке. Папа, скажи ей!
Папа уткнулся подбородком в воротник и скрестил руки на груди. Он терпеть не мог, когда мы ссорились, и старался спихнуть все на маму.
— Потише, девочки, — сказал он.
Дедушка покачал головой, как будто не мог нас понять. В последнее время дедушка часто качал головой.
— Я тебе не верю. Неудивительно, что ты так старалась выпихнуть меня из дома.
— Что? Ты умоляла меня не бросать работу, чтобы помогать тебе деньгами, — и это часть моего злодейского плана?
— Ты такая двуличная!
— Катрина, успокойся. — Мама появилась в дверях, с ее резиновых перчаток на ковер гостиной капала мыльная пена. — Давайте все обсудим спокойно. Я не хочу, чтобы вы растревожили дедушку.
— На самом деле она хочет, чтобы я уехала. — Лицо Катрины пошло пятнами, как в детстве, когда ей не удавалось получить желаемое. — Вот в чем дело. Ей не терпится, чтобы я уехала: она завидует тому, что я не пускаю свою жизнь на самотек. И теперь она просто хочет усложнить мне возвращение домой.
— Да ты вообще, может, не станешь приезжать домой на выходные! — обиженно завопила я. — Мне нужна нормальная комната, а не чулан, а ты все время жила в лучшей комнате только потому, что у тебя хватило дурости залететь.
— Луиза! — воскликнула мама.
— А если бы ты не была такой тупой и смогла найти нормальную работу, то давно бы жила в своей собственной квартире. Ты уже достаточно взрослая. В чем дело? Наконец сообразила, что Патрик на тебе не женится?
— Хватит! — взревел в наступившей тишине папа. — С меня довольно! Трина, выйди на кухню. Лy, сядь и заткнись. Мне и так несладко живется, не хватало только ваших кошачьих концертов.
— Можешь больше не рассчитывать на мою помощь со своим дурацким списком. Ты еще пожалеешь! — прошипела Трина, пока мама выволакивала ее за дверь.
— И прекрасно. Мне в любом случае не нужна твоя помощь, приживала. — Я присела, потому что папа швырнул мне в голову программу передач.
Утром в субботу я отправилась в библиотеку. Кажется, я не была в ней со школы — вполне возможно, что из страха, что мне припомнят Джуди Блум,[43] потерянную в седьмом классе, и что липкая официальная рука сожмет мне плечо и потребует 3853 фунта штрафа, когда я буду проходить сквозь викторианские двери, обрамленные колоннами.
Библиотека оказалась совсем иной, чем я помнила. Половину книг, похоже, заменили компакт-диски и DVD, бесконечные полки, набитые аудиокнигами, и даже стойки с поздравительными открытками. И вокруг не было тихо. Из уголка детской книги, где занимался кружок матери и ребенка, доносилось пение и хлопки. Люди читали журналы и вполголоса переговаривались. Отдел, где старики дремали над бесплатными газетами, исчез. Его сменил большой овальный стол, уставленный по периметру компьютерами. Я робко села за один из них, надеясь, что никто не смотрит. Компьютеры, как и книги, — прерогатива моей сестры. К счастью, объявший меня ужас, похоже, не был здесь новостью. Ко мне подошла библиотекарь и протянула карточку и ламинированный лист с инструкциями. Она не стала торчать над душой, а лишь пробормотала, что в случае необходимости я смогу найти ее за стойкой, оставив меня наедине со стулом на шатких колесиках и пустым экраном.