135  

Мать. Я не нуждаюсь ни в чьей заботе. Зачем это мне?

Дочь. Да хотя бы затем, что ты очень забывчива. Ты забыла про ювелира в Перте. Ты все время забываешь, что в Манки-Миа нет мартышек. Настанет день, когда ты забудешь собственное имя.

Мать. Просто ты боишься, что я растранжирю твое наследство.

Дочь. Ну вот, пожалуйста, еще одна вещь, которую ты забыла, — у меня нет никакого наследства.

Мать. В этом вини своего отца.

Дочь. Мама, я не виню никого. Я вполне счастлива. И я не смогу быть счастливее, чем я есть сейчас. Ты только посмотри на эту ночь!

Мать. Знаешь, дорогая, временами я замечаю в нас с тобой столько общего, что мне хочется заплакать от умиления. Мы с тобой как сестры.

Дочь. В том-то и ошибка. Мы не сестры. Ты моя мать.

Мать. И я должна вести себя соответственно, ты об этом? Но если ты хочешь, чтобы мое поведение больше походило на материнское, может, и тебе стоит вести себя по-дочернему, а не сводничать, подыскивая мне кавалеров?

Дочь. По-твоему, я сводничаю? Когда это ты нуждалась в моих услугах сводни? Сколько я тебя помню, ты всегда могла подцепить кавалера без чьей-либо помощи. Ты также не обошла вниманием ни одного из моих мужчин, которых я приводила домой…


Вот оно… вот это место.

Хотя по прочтении романа я знал, что мне бояться нечего — поскольку я вычеркнут из сюжета и удален с места действия, а яростный конфликт между матерями и дочерьми не оставляет мелким грешникам моего пошиба даже ролей статистов, — в кинотеатре я сидел как на иголках, опасаясь, что экранная версия будет по-иному трактовать эту тему, попутно разоблачив и меня.

Но этого не произошло.

Выходит, Ванесса ни о чем не подозревала? Ни о чем не догадывалась? Ничего не знала? Или осторожничала — по каким-то своим соображениям? Или, в ее понимании, это была такая ничтожная мелочь, что она о ней просто не задумывалась?

Имелось и альтернативное объяснение: что, если тут и знать-то было нечего?

42. УТРАТЫ

Она ушла от меня через три недели после премьеры.

— Пусть наше расставание будет легким, Гвидо, — попросила она. — Дай мне самой попытать счастья.

Каким образом можно облегчить расставание с любимым человеком? Устроить скандал, тем самым подтолкнув его к уходу? Изобразить глубокое понимание? Показать, что сердце твое разбито? Или отнестись к этому с невозмутимым спокойствием?

Я выбрал невозмутимое спокойствие, однако не удержался и заплакал навзрыд, хотя на скандал это все же не потянуло.

Слезы мои были вызваны не только самим фактом, но и мотивами ее ухода. Кому понравится сознавать, что он долгое время препятствовал развитию и самовыражению чьей-либо личности, тем более если речь идет о любимом человеке?

— Удачи тебе, — сказал я.

И снова всплакнул, на сей раз умилившись собственным словам: столько в них было благородства и стоического достоинства.

Напоследок я обратился к ней с просьбой: не могла бы она надеть свои туфли с самым высоким каблуком, а я буду сидеть на кровати и наблюдать за процессом их надевания? Для меня на свете нет более возбуждающего зрелища, чем это: женщина с красивыми ногами изящно наклоняется, напрягая икроножные мышцы, направляет ногу кончиками пальцев во внутренность туфли и — с легким покачиванием влево-вправо — вставляет ее на место. Резкое увеличение роста женщины после того, как она встает на каблуки, также производит возбуждающий эффект, но ничто не сравнится с этой последней секундой перед окончательным входом ноги в туфлю, особенно если их размеры совпадают тютелька в тютельку.

Она выполнила мою просьбу.

— Еще разок, — попросил я.

И она проделала это еще раз, не выказав недовольства или раздражения.

Я не стал спрашивать о де Вульфе. У меня почему-то не получалось всерьез воспринимать его как угрозу, хотя он, несомненно, такой угрозой являлся. Сексуальное соперничество в большинстве случаев принимает мелодраматические формы: распутники, сластолюбцы, соблазнители, роковые женщины, belles dames sans merci [103] — кто они все, как не порождения наших собственных страхов? Честно говоря, мне даже стыдно, что в мое повествование затесался столь тривиальный и однозначный типаж. Но что поделаешь? Реальная жизнь способна посрамить любого сочинителя, а когда ты начнешь терять с нею связь — получай магический реализм. Если бы де Вульф не существовал, мне пришлось бы его выдумать. И мне очень хочется верить в то, что некогда и сам я точно таким же тривиальным типажом прошелся по жизни другого мужчины, надолго лишив его душевного равновесия. Возможно, мне удалось проделать это с Энди Уидоном, притом не заходя настолько далеко, чтобы подарить ему идею для новой книги. Что случается с другими, то случится и с тобой. Если Ванесса решила связать свою судьбу с де Вульфом, это лишний раз доказывало, что человеческая жизнь — просто фарс. «Я вижу его набалдашник», — одними губами произнесла в тот вечер Поппи и глупо хихикнула — увы, так оно и было, — когда он уводил обеих женщин к себе на яхту под сыплющим с неба звездным дождем. Она понимала всю нелепость этой ситуации. И я не опустился до упоминания Дирка, расставаясь с Ванессой. Я лишь склонил голову перед абсурдной неизбежностью и вызвался уступить ей дом. Пусть де Вульф занимает мою постель. Все равно он был фикцией — с набалдашником или без. Вернувшись туда со временем, я не обнаружил бы и признаков того, что он когда-либо валялся на моих простынях. Однако Ванесса отвергла мое великодушное предложение, сказав, что в этом нет необходимости. Это ее выбор, и потому уйдет она.


  135  
×
×