Фрэнсис, однако же, заказал песочное пирожное с заварным кремом и взбитыми сливками. Особый упор он сделал на том, что сливки должны быть двойными, словно это и впрямь имело какое-то значение.
Официантка вскоре вернулась с информацией, что к этому пирожному и так взбиваются двойные сливки. Желает ли он двойные сливки?
— Да, — ответил я за него.
— И две ложечки, — добавил Фрэнсис.
— Но не две дополнительных ложечки, — пояснил я. — Просто к одной, которая идет с блюдом, добавьте еще одну.
Официантка кивнула и сделала поворот кругом, явно понимая только то, что она ничего не поняла.
— Я хочу написать роман о дегенерате, — сказал я.
— Ты и так пишешь о дегенератах, — сказал Фрэнсис. — Ты всегда писал только о дегенератах.
— Нет, я имею в виду человека, который реально деградирует по ходу повествования. Который трахается с женщинами и с мужчинами одновременно. Который пьет водку через глаз. Который врет о том, что у него опухоль мозга. А может, он говорит правду. В этом случае он тем более дегенерат. — И всего-то?
— А чего здесь не хватает, Фрэнсис?
— Грязи и гнусности не хватает. Наркотиков. Избиений женщин. Сводничества. Убийств. Изнасилований малолетних.
Секс-туризма.
— Вполне возможно, он занимается и всем этим тоже.
— В Уилмслоу?
— Почему бы нет. В тех краях полным-полно футболистов.
— Вот и прекрасно. Сделай его футболистом.
— Футболистом?! А может, сразу французским философом? Похоже, ты меня не слушаешь, Фрэнсис. Эта книга станет порнографической пародией на порнографию нашего времени. А истинная порнографичность этого времени заключается в нашей неготовности дать свободу порнографии.
С минуту он смотрел на меня, сложив пальцы домиком, а потом сказал: «О’кей». Точнее: «О’ке-е-ей».
— И что значит это «О’ке-е-ей»?
— Это значит, что звучит идея интересно, но ты не спеши с ее реализацией.
— Я уже работаю над книгой.
— О’ке-е-ей, но не спеши ее заканчивать.
— Почему не спешить?
— Потому что в ближайшее время я не смогу ее продать.
— А в чем проблема?
— Проблема в том, что мы пока еще не готовы дать свободу порнографии.
— Ты повторяешь мои слова.
— Это лишь доказывает, что я тебя внимательно слушал.
— И когда же это изменится?
— Когда я перестану внимательно тебя слушать?
— Нет, Фрэнсис, — когда, по-твоему, мы будем готовы дать свободу порнографии?
Вместо ответа он неопределенно пожал плечами.
— А мне чем прикажешь заниматься до того времени?
— Трахай свою тещу и радуйся жизни.
— Но на какие шиши мне вести эту жизнь?
Он взглянул на часы, а после обвел взглядом комнату.
И в этот самый момент в дверях появилась Ванесса, а с ней рука об руку Поппи.
Одновременно официантка принесла нам пирог с яблоками и ревенем — без ложечек и без сливок вообще.
31. ВСЕ ЖИВЫЕ АВТОРЫ — ДЕРЬМО
После австралийской поездки Поппи решила нас покинуть.
— Хочется сменить обстановку, — заявила она на третье или четвертое утро в Лондоне.
Я украдкой взглянул на нее, но она не смотрела в мою сторону.
Ванесса ужасно расстроилась:
— Ма, ты ведь только что ее сменила. Еще даже не распаковала чемоданы.
— Именно это меня и подтолкнуло. Раз мои вещи упакованы, мне будет проще это сделать.
— Сделать что? Ты ведь не можешь просто выйти с вещами на улицу. Где ты собираешься жить?
— Я подумала о Котсуолдсе. Для начала остановлюсь в каком-нибудь маленьком отеле, а потом сниму на лето коттедж в одном из тамошних местечек с длинными составными названиями. Буду ковыряться в саду. Успокойся, это же не навсегда, только на время.
(«Пока твой распалившийся муженек не остынет», — расслышал я продолжение фразы, хоть оно и не прозвучало.)
Я вызвался помочь с выбором отеля, но мое предложение было отклонено. Они сделают это вдвоем. Без меня.
Я почувствовал себя брошенным двумя женщинами разом.
— Вернусь, когда вернусь, — сказала мне Ванесса. — Буду признательна, если к моему приезду этот дом не превратится в бордель.
Для сведения: случаев превращения в бордель какого-либо из наших жилищ не было ни разу. Я даже ни разу не приглашал посторонних женщин в наш дом на чай. Если одиночество становилось слишком тягостным, я уезжал куда-нибудь на пару дней, и чем я там занимался, уже никого не касалось. Я был писателем. Мне нужно было порой куда-нибудь выбираться. И мне нужно было время от времени делать вещи, которые никого, кроме меня самого, не касались.