72  

– А с чего ты взяла, что я шучу? – Он повернулся и пошел к двери. – Сейчас я к тебе Чижика пришлю. Уже час скандалит, требует, чтобы к тебе пустили буквально немедленно… – Игорь Дмитриевич задержался на пороге и оглянулся. – Она без тебя уже тоже жить не может.

Он вышел, а Ольга опять собралась заплакать, но не успела – дверь распахнулась, и в комнату влетела Анна, а за ней едва поспевала Катерина Петровна, которая несла поднос, накрытый салфеткой. Катерина Петровна строгим голосом выговаривала Анне что-то в том смысле, что нельзя беспокоить человека, когда он болеет, а Анна убедительным тоном обещала, что она нисколько не будет беспокоить Оленьку, а только буквально немножко посидит рядышком, чтобы Оленьке скучно не было.

Ольга вдруг почувствовала, как сильно забилось сердце и от радости даже голова закружилась. Если бы она и так уже не валялась пластом, то от этой мощной волны радости точно на ногах бы не устояла. С какой стати она собиралась плакать? Ах, Игорь Дмитриевич, вы даже представить себе не можете, до какой степени мне нравится самое дорогое, что у вас есть. Самое дорогое, что у вас есть, – это самое дорогое, что есть у меня.

Анна влезла к ней на диван, свернулась у Ольги под боком, привычно обхватила ее всеми лапами и шепнула в ухо:

– Я ведь тебя не беспокою, правда?

– Нет, Чижик, – шепнула Ольга в ответ. – Ты меня никогда не беспокоишь. Мне с тобой всегда хорошо, а без тебя всегда плохо.

– И мне с тобой всегда хорошо, – шепнула Анна, щекоча дыханием Ольгино ухо. – А как без тебя – я уже и не помню.

Катерина Петровна демонстративно звенела посудой, расставляя на прикроватной тумбочке чашки с какао и вазочку с печеньем.

– Хватит шептаться, – со всей возможной суровостью сказала она, но получилось у нее почему-то жалобно, она даже носом шмыгнула и поспешно отвернулась. – Перекусите быстренько – и спать. Обе! И никаких протестов.

А никто и не думал протестовать. Ольга и Анна послушно выпили какао, сгрызли по куску пахлавы, которую Этери специально приготовила к приезду дорогих гостей, и опять свалились на диван, не разбирая постель и не раздеваясь, крепко обнялись и зашептали друг другу в ухо какие-то глупые, бессмысленные, случайные, какие-то необходимые, единственные, самые важные слова.

– Ладно, – вздохнула Катерина Петровна, собирая посуду на поднос. – Бог с вами, поваляйтесь пока так. Через полчаса приду и разгоню по своим местам, так и знайте.

Она вышла, а Ольга и Анна даже не заметили этого, продолжая рассказывать друг другу что-то очень важное, и обе потихоньку уплывали в сон, и на самом пороге забытья Ольга услышала невнятное бормотание тоже уже засыпающей Анны:

– Оленька, а почему ты не хочешь моей мамой быть?

Ольга почти уже спала. И к тому же у нее была температура. Иначе она никогда бы не сказала то, что сказала:

– Чижик, я очень хочу быть твоей мамой.

– Я так и знала, – удовлетворенно сказала Анна.

И они обе уснули.

Наверное, Ольга никогда в жизни не спала так крепко и спокойно. И Катерина Петровна не разогнала их по своим местам. И сны никакие ей не снились.

Глава 22

Ночью Игорь несколько раз заглядывал в комнату, где на большом разложенном диване, прямо поверх покрывала, в обнимку спали Ольга и Чижик в совершенно одинаковых ситцевых халатиках в сине-белую полоску. Ничего подобного ни на Ольге, ни на Чижике он раньше не видел. Наверное, опять Ольгино рукоделие. Ну кто ж одетым спит? Не выспятся как следует обе… Игорь хотел потихоньку забрать Чижика, раздеть и уложить в соседней комнате, но Катерина Петровна его остановила:

– Не трогай, пусть их… Смотри, как сладко дрыхнут – хоть из пушки стреляй. Сроду такого не было. Умаялись, зайки мои серенькие. Да и не оторвешь ты Анну от Ольги незаметно. А если и оторвешь – так они все равно потом проснутся и примутся друг к другу бегать. Оставь их, пусть уж так.

Игорь ясно видел, что и Катерину Петровну умиляет эта картина – запутавшиеся друг в друге сине-белые полоски, запутавшиеся друг в друге черные кудри и прямые белые волосы, запутавшиеся друг в друге одинаково загорелые руки и ноги. И он втайне испытывал к Катерине Петровне немножко смущенную благодарность – что-то вроде благодарности к соучастнику. Потому что вид спящих Ольги и Анны трогал и его самого чуть не до слез, а он таких эмоций всю жизнь страшно стеснялся.

Весь дом давно уже спал, когда Игорь, наконец, тоже улегся в соседней комнате, выключил свет и приготовился к уже привычной бессоннице, наполненной неясной тревогой, и радостью, и тоской, и мечтами, и отчаянием, и пронзительной надеждой, и пронзительной безнадежностью… Но неожиданно быстро провалился в глубокий, спокойный сон, успев подумать только: все будет хорошо. Не почувствовать, не ощутить, а именно подумать, четко сложить в уме вот эти самые слова: все будет хорошо.

  72  
×
×