Механическая принцесса

- Chiswick был отобран у нас, - сказал Габриэль с кислой вспышкой горечи. - И если честно, мне и жаль, и нет. Мои воспоминания о том месте, - он вздрогнул.

- Мой отец заперся в своем кабинете на две недели, прежде чем я приехал сюда за помощью. Я должен был приехать раньше, но я был слишком гордым. Я не хочу сказать, что я ошибался насчет отца. И-=за этого две недели я почти не спал. Я постучал по двери кабинета и просил отца выйти, чтобы поговорить со мной, но я слышал только нечеловеческие звуки. Я закрыл свою дверь на ночь и утром там была кровь на лестнице. Я сказал себе, что слуги разбежались. Я знал лучше. Так нет, мы не те же, Сесиль, потому что ты ушла. Ты была храброй. Я оставался до тех пор, пока не осталось выбора, кроме как уйти. Я остался, хотя я знал, что это неправильно.

-Ты - Лайтвуд,” сказала Сесилия. “Ты остался, потому что ты предан своей фамилии. Это-не трусость. ”

- Разве? Является преданность по-прежнему похвальным качеством, когда это неправильно?”

Сесиль открыла рот, затем снова закрыла его. Габриэль смотрел на нее, его глаза блестели в лунном свете. Он казался искренне, отчаянно желал услышать ее ответ. Она задалась вопросом, есть у него кто-то, с кем можно поговорить. Она могла видеть, как это может быть страшно, ; он казался таким стойким, как если бы он никогда не ставил под сомнение себя в своей жизни и не понимал тех, кто это делал.

- Я думаю, - сказала она, выбирая слова с осторожностью, - что любой хороший порыв может быть извращен в какое-то зло. Взгляни на магистра. Он делает то, что он делает, потому что он ненавидит Сумеречных охотников, из преданности к его родителям, которые заботились о нем, и которые погибли. Это не выходит за рамки понятного. И все же ничто не оправдывает результат. Я думаю, что когда мы делаем выбор - выбор для каждого, выбор, который мы сделали перед тем, как мы должны рассматривать не только наши причины для этого выбора, но и последствия от него, и будет ли хорошим людям больно от наших решений.

Наступила пауза. Затем он сказал-Ты очень мудра, Сесилия Херондэйл.

Не сожалейте слишком сильно о тех решениях, которые приняли в прошлом, Габриэль, - сказала она, сознавая, что она использует его христианское имя, но это не помогло.

- Примите правильные решения в будущем. Мы всегда будем способны измениться и всегда способны сделать себя лучше.

- Это, - сказал Габриэль, - не тот человек, которым бы хотел меня видеть отец, но несмотря ни на что, я понял, что не могу отказаться от надежды на его одобрение.

Сесиль вздохнула.

- Мы можем делать все возможное, Габриэль. Я старалась быть тем ребенком, какого хотели мои родители, они хотели видеть меня леди. Я ушла, чтобы привести Уилла обратно к ним, потому что я думала, что делаю правильно. Я знала, что они были очень огорчены тем, что он выбрал другой путь - и это правильный путь для него, при всем том, что он пришел к нему довольно необычно. Это его путь. Не выбирай путь, который выбрал бы для тебя твой отец, или путь, который выберет твой брат. Вы хотите быть сумеречным охотником.

Он звучал очень по-юному, когда ответил. - Откуда ты знаешь, что я сделаю правильный выбор?”

За окном стук лошадиных копыт звучал по плитам двора. Безмолвные Братья уехали. Джем, подумала Сесиль с болью в сердце. Ее брат всегда смотрел на него как, на своего рода Северную Звезду, компас, который мог бы указать ему на правильное решение.

Она постаралась, чтобы ее голос был настолько твердым и сильным, насколько это возможно, как для себя, так и для юноши у окна.

- Может быть, Габриэль Лайтвуд, я верю в тебя.

Глава 14. Парабатаи

Не умер он; он только превозмог

Сон жизни, сон, в котором истязаем

Мы все самих себя среди тревог;

Сражаться с привиденьями дерзаем,

Ничто неуязвимое пронзаем

Ножом духовным; это мы гнием

Здесь, в нашем затхлом склепе; исчезаем,

Терзаемые страхом день за днем.

Надежды-черви нас готовы съесть живьем.

- Перси Биши Шелли, -Адонаис: Элегия на смерть Джона Китса-

Двор гостиницы Грин Ман был весь в грязи, Уилл подтянулся и соскользнул с широкой спины Балиоса. Он был уставшим, и у него все болело из-за плохих дорог, а также он исчерпал все свои силы и силы своего коня за последние несколько часов. Было уже совсем темно, и он с облегчением заметил, что к нему поспешил конюх, в сапогах, забрызганных грязью до колен и с фонарем, которое испускало теплое желтое свечение.