Draco Veritas

Судя по всему, в этом отношении он заблуждался.

Ему стало дурно, когда он вспомнил ее слова, сказанные в гостиной. «Я не люблю тебя. Я не люблю тебя, и, более того, я не понимаю, о чём вы тут говорите». Значит, она лгала. Значит, она не хотела ничего говорить Гарри — ни в Новый год, ни вообще — никогда. Оглядываясь назад, он теперь мог сказать, что она постоянно откладывала и откладывала этот срок. Каким же слепым он был.

Нахлынула еще одна волна тошноты. Он едва дышал, пытаясь справиться с ней. Ему было так тяжело, что он не услышал, как почти беззвучно отворилась дверь. И лишь подняв взгляд, он ее увидел: она вошла и тревожно смотрела на него.

— Рон, что с тобой? — мягко спросила она. — У тебя больной вид.

Он поднялся и в упор взглянул на нее. Гермиона смотрела в ответ. Она была все такой же — совершенно такой же: слабый алый свет бросал красно-золотистые блики на ее распущенные локоны (она распускала их, потому что ему это нравилось, и он ей об этом сказал). Под школьной черной мантией на ней была синяя пижама, что он дал ей два года назад.

Он заговорил. Его голос надломлено дрожал, казался чужим и незнакомым:

— Что… ты здесь делаешь?

Ее губы дрогнули, она удивленно взглянула на него:

— Знаю — я в последнее время не приходила… Но, пожалуйста, не сердись — ты же знаешь, как непросто мне выбраться…

Она шагнула к нему. Рон не двинулся. Она сделала еще шаг, обвила его руками. Он не сопротивлялся.

— Мне скоро нужно будет уйти. Не будем тратить время на ссоры…

Он опустил взгляд к ее лицу. Знакомому, прекрасному лицу. Он вспомнил, как она впервые попросила его прийти сюда. И плакала у него на плече.

Гарри со мной больше не разговаривает… Гарри меня больше не любит… Я тоже не уверена, что все еще люблю его… Да и любила ли… Я совершила ошибку, ужасную ошибку… Ты должен меня простить… Если ты еще можешь меня любить…

И поцеловала его. От потрясения он едва не опрокинул стол. Потом все повторилось — через несколько недель. Он был потрясен. Говоря, что не хочет причинить Гарри боль, на людях она себя вела, словно все в порядке, не происходит ничего странного, ничего не изменилось.

— У Гарри и так в последние дни была куча проблем, они едва не свели его с ума. Он стал совсем другим — возможно, даже опасным. Помоги мне, — попросила она. — Ты единственный, кто может это сделать.

Мысли, воспоминания — в голове Рона все треснуло, рассыпалось и закружилось стаей перепуганных птиц. Он схватил Гермиону и будто со стороны услышал свой голос:

— Зачем ты это сделала? Зачем ты соврала ему?

— Кому? — ее голос был резок и испуган.

— Гарри. Зачем ты его обманула?

— Мы оба его обманываем, — словно обороняясь, возразила она. — Постоянно — мы должны. Но я же сказала тебе — в Новый год…

— В новый год?! — едва осознавая, что он делает, он схватил ее за плечи и начал трясти. Она охнула. — Какого черта, какой новый год — ведь Гарри уже все знает!

Она окаменела.

— Гарри знает? — потрясенно переспросила она. — Знает?!

Он уставился на нее. Осколки и обрывки мыслей слетелись и собрались в единое целое, словно стекло под заклятьем Репаро. Все сразу стало ясно и понятно. Рон сжал ее плечи, не обращая внимание на то, что она ахнула от боли.

— Скажи, кто ты, — он сам поразился спокойствию в своем голосе.

Она попробовала вырваться.

— Рон, пусти меня…

— Кто ты? — повторил он. — И почему ты прикидываешься Гермионой?

Глава 07: Сжигание мостов

Удивительное дело: после того, как чувства достигают своего пика, боль уходит. Твое сердце разбито, мосты сожжены. Все теряет смысл. Это конец счастья. Это начало покоя.

— Это не убьёт его? — спросил Темный Лорд.

Он стоял у палисандрового столика с резными стеклянными шахматами. Набор был знаком Драко: он уже где-то его видел. Это зацепило, впрочем, как всегда во снах, он не сумел определить, когда и где это могло произойти. Полутьма наполняла комнату. Драко ее узнал: в одном конце поблескивала позолоченная клетка, сейчас пустая.

Люциус был полон сомнений:

— Ну, это один из возможных вариантов, мой Господин.

Вольдеморт кивнул, теребя в пальцах одну из шахматных фигурок, зеленого коня.

— И ты учел этот риск?

Люциус кивнул: