Солдат столетия

Впереди была видна высокая белая ограда и на ее фоне пилот заметил первый патруль. Он в раздумьи остановился. Ночную тишину неожиданно нарушили душераздирающие крики, ругань, понукающие выкрики. Острый слух Добрякова отчетливо различал дорогие ему русские слова, переплетавшиеся со стонами и воплями. У механика по коже прошел мороз.

"Сволочи. Никак пытают", — подумал он.

Вскоре открылись массивные ворота, и вдали показались огни машины, из которой доносились слабые стоны и редкие громкие выкрики немцев. Выйдя из ворот, автомашина остановилась на дороге, всего в шести метрах от притаившегося механика. Затем появилась легковая автомашина, и страшный фургон поехал вслед за ней. Добряков оцепенел. На его глазах гитлеровцы увозили машину со своими жертвами, а он, вооруженный летчик, стоит, скрываясь в темноте и ничего не предпринимает для спасения несчастных, которые, возможно, направились на закрытой автомашине в свой последний путь. Когда страшные машины скрылись, потрясенный виденным борт-механик пытался выйти из сада, но безуспешно: по улице ходили то патрули, то машины. С ужасом он заметил, что рассветает. Длинная ночь для него прошла очень быстро. За всю ночь он только напился, да перешел из одного сада в другой. Если его не дождутся на сборном пункте, что он будет делать без карты, без продовольствия? Во дворе и в саду не было никаких укрытий, кроме зарослей кустарника.

Добряков выбрал наиболее густые кусты и в них расположился на дневку. Вскоре он почувствовал холод — особенно в тех местах, где одежда промокла. Добряков проложил между промокшей одеждой и телом оказавшуюся у него сухую газету, покушал остатки своего неприкосновенного запаса и свернулся калачиком.

День для него казался чрезвычайно длинным, точно земля прекратила движение вокруг своей оси. Но надо было лежать спокойно, чтобы ничем не выдать своего присутствия.

До полудня все шло хорошо, и он уже стал привыкать к своему положению. Чувствовалась слабость от усталости, нервного напряжения. Сухари были уже съедены, и приходилось жевать сочную, немного горьковатую траву. Хотелось спать, но он понимал, что это невозможно, и обдумывал разные планы.

В полдень находившиеся в соседнем доме гитлеровцы пригнали в сад лошадей и стали их пасти. Так близко Добряков видел солдат врага только на фотографиях, да пленных. А здесь они — живые, веселые, с оружием (находились совсем рядом и забавлялись с лошадьми.

Возможно, это были солдаты тылового транспортного подразделения, которые никогда не были в бою. Возможно, они имели детей, проклинали Гитлера и затеянную им войну. Но будь эти солдаты повозочными обоза 2 разряда, они для скрывающегося в зарослях Добрякова были не менее опасны, чем танкисты «тигров». Если кто-либо из беспечных на вид солдат по каким-либо делам зайдет в кустарник, где скрывался летчик то ему не спастись. и затеянную им войну. Но будь эти солдаты повозочными обоза 2 разряда, они для скрывающегося в зарослях Добрякова были не менее опасны, чем танкисты «тигров». Если кто-либо из беспечных на вид солдат по каким-либо делам зайдет в кустарник, где скрывался летчик то ему не спастись.

"Отправишь на тот свет одного-двух повозочных, на том все кончится и, пропал без вести", — думал Добряков. От таких размышлений у него сонливое настроение как рукой смахнуло.

Однако, к счастью для него, гитлеровцы по кустам не ходили, а побаловались и ушли из сада, оставив лошадей пастись. Наконец стало вечереть. Опять пришли коноводы за своими конями. И надо же было в это время одной лошади подойти к зарослям, где укрывался борт-механик.

"Неужели, — подумал он, — лошадь выдаст меня раньше, чем стемнеет и я вновь стану невидимкой?»

Добряков бесшумно подался в сторону лошади, ткнул ее хворостиной в голову, и та нехотя подалась назад и пошла прочь от кустов.

После наступления темноты пилот выполз из кустов и начал выбираться из сада. Надо было спешить в лес на сборный пункт. Сегодня истекал последний срок встречи. Он обошел стороной белую каменную ограду, откуда минувшей ночью неслись душераздирающие вопли. Только во второй половине ночи ему удалось выбраться на окраину.

"Куда идти дальше? Где лес? Сегодня я не попаду без карты на сборный пункт", — думал он.

Если раньше Добряков считал основной задачей выход из занятого противником города и явку на сборный пункт, то, выйдя на окраину, к концу ночи он уже потерял сроки и не рискнул пойти по неизвестной ему местности, опасаясь, что опоздал и рассвет застанет его там, где нельзя будет надежно укрыться. И он решил еще один день пробыть в городе. Его прельстил одинокий сарай. Ни собак, ни гитлеровцев вблизи не было. Сарай был открыт. Одна половина набита душистым сеном, вторая — соломой. Около сарая был аккуратно сложен металлолом. Сверху лежала пробитая осколками немецкая металлическая каска.