Испить чашу до дна

— Я же объясняю: мы просто… Да, это моя инициатива, — вдруг резко сказала Гукова. — Я решила, что должна обеспечить нормальный режим работы. Когда очереди к врачу с пяти утра, когда он работает на износ, — результат оставляет желать лучшего, сами понимаете. Ну, может, я немного недооценила психическое состояние некоторых пациентов… Но это не криминал. И вы его нам не пришьете.

— Да я вообще — не Юдашкин, — лениво заметил Земцов. — Не шить к вам пришел. То есть вы сейчас сделали чистосердечное признание по поводу инициативы психологического терроризма определенной категории пациентов, так?

— Не надо ничего квалифицировать. Я взяла на себя ответственность, но не считаю, будто что-то нарушила.

— Она врет, — заметил Сергей. — Такая практика наблюдается не только здесь. Я узнавал и в других районах. Так что инициатор сидит повыше. Это во-первых. Во-вторых, они звонили только бесплатным больным. Ну, людям, которые живут в этом районе и обслуживаются бесплатно. Вот так их отшивали.

Гукова посерела.

— А что, — хрипло сказала она, — мы — квалифицированные врачи, — себя на помойке нашли? Наше время ничего не стоит?

— Как квалифицированный врач и такой же юрист, — веско сказал Масленников, — я должен заметить этой даме, что время, которое они тратили на свои развлечения, стоит уголовной статьи и срока. На этом я бы закончил беседу, поскольку дальше, мне сдается, требуется следственно-оперативная работа по сбору фактов.

— Но у нас еще есть вопрос по поводу мошенничества с пуповинной кровью, — заметил Сергей.

— Только в присутствии моего адвоката, — ответила Гукова. — Это не мошенничество, в этом могут разобраться лишь специалисты.

— Да, отложим до другого раза, — сказал Земцов. — Для этого нужны ордера на обыск. Пока собираем заявления потерпевших. Сегодня у нас другая тема, мы получили признание, очные ставки с отцами Валерии Осиповой и Людмилы Семеновой состоялись. Больше никого не задерживаю. Праздничный день, однако.

— Можно мне задержаться на минутку? С ней? — спросил Илья.

— Нет, — решительно ответил Земцов.

— Слава, я бы попросил разрешить, — мягко попросил Сергей. — Мне нужно тебе кое-что сказать в коридоре, не при подозреваемой Гуковой, можно?

Они все молча вышли, Илья остался.

— Что ты чудишь? — недовольно спросил у Сергея Слава. — Что ты хотел мне сказать?

— Нам с тобой еще в одно место придется съездить. Я так думаю.

В это время дверь кабинета открылась, на пороге показался Илья, вытирающий руку платком. На платке была кровь! За ним с трагическим видом стояла растрепанная Гукова, зажимая нос, из которого текла кровь.

— Семенов! Вы что, ее ударили? Вы совсем свихнулись? — закричал Земцов.

— Ужасно, Семенов, — ворчливо заметил Сергей. — Как вы могли. Слава, составь акт, и мы сразу доставим хулигана к мировому судье. Я знаю, кто сегодня работает. Семенов злоупотребляет жестикуляцией. Видимо, ругался и задел пострадавшую Гукову.

Акт был составлен, Гукова его подписала.

— Вы с нами поедете, пострадавшая? — спросил Слава.

— Пошли вы на…

Она открытым текстом указала адрес. Они вышли. Виктор поехал домой. А Илью Слава, Сергей и Масленников действительно повезли к мировому судье. Она прочитала акт и сказала без выражения:

— Ненавижу праздники. У всех появляется неадекватная жестикуляция. Семенов, выписываю вам штраф — пятьсот рублей. И больше не пейте.

— Считайте, что я завязал, — смиренно кивнул Илья.

Следователи довезли его до дома.

— Напейтесь сегодня, — посоветовал ему на прощание Масленников.

Глава 9

Виктор вечером лег спать рядом с Ольгой, обнял ее, дождался, пока она уснет. Потом разрешил себе думать. Думал он о том, что может вслед за Ильей разбить нос стерве, которая порочит память его дочки, а может попытаться просто забыть всю эту историю с самоубийством неуравновешенного подростка и с возможной местью Валерии семье исчезнувшего Андрея. Он всегда знал, что она носила в своей душе ад из-за него, — все это можно и, скорее всего, нужно сделать, кроме разбивания носа. Ради своей жизни, ради жизни Ольги, которая после операции стала беспомощней котенка. Но у него вряд ли получится. Это недостойно думающего и чувствующего человека. Он не обвиняет свою любимую погибшую дочь… Ей он точно не судья. Он с собой должен как-то разобраться. Виктор пролежал рядом с Ольгой до четырех часов утра. Потом встал тихонько и начал одеваться. Он уже был в костюме и открывал дверь спальни, когда ему почудился шорох за спиной. Он оглянулся. На самом деле Ольга не шевелилась. Виктор, наверное, услышал трепет ее ресниц. Перепуганные, отчаянные глаза на пол-лица.