Золото бунта, или Вниз по реке теснин

И огромный, косматый, горячий зверь любви, что нежился и кувыркался в груди Осташи, наконец извернулся и встал на лапы, обретя свой страшный, непобедимый, звериный облик ненависти. Ухмыляясь, Осташа поднял ружье и взял протянутый гвоздь. Гвоздь вошел в дуло плавно и мягко — и это что-то смутно напомнило Осташе. Но он растряс пульницу, выколупал шомпол и зажал гвоздь в стволе пыжом. А затем отомкнул замок, проверил кремень и насыпал порох на зарядную полку. Бойтэ жадно следила за его руками.

Осташа знал, что мертвую нечисть с места стащить в пекло могут только петух и курица на мочальном жгуте. Но где сейчас взять петуха, курицу и мочальную веревку? Где искать Шакулу? Спровадить колдуна в пекло нужно было другим способом. Осташа защелкнул ружье и спросил:

— И как мне убить Шакулу?

Бойтэ подняла на него глаза, ставшие сейчас почти красными.

— А сейчас люби меня заряженным ружьем, — тихо и жестко велела она. — И тогда оно убьет демона.

Она схватила свою рубаху и быстро обтерла себя от подмышек до колен. Затем повернулась к Осташе спиной, опустилась на четвереньки, широко расставила руки и ноги и покорно нагнула голову, словно ждала, что ее сейчас отрубят. Осташа приподнялся, держа ружье наперевес, помедлил, будто прицеливался, и сунул ствол девке между ног.

— Так!.. — задохнувшись, крикнула Бойтэ. — Давай!.. Давай!..

И Осташа делал это, будто разбивал кочергой угли в печи. Он глядел, как молча, дико и страшно содрогается девка от его ударов. Движения его стали предельно точны, а руки отвердели, как железные клещи. Похоже, и сердце его остановилось, чтобы своим толчком не поранить, не искалечить девку в ее смертельной любви с заряженным ружьем, чтобы палец случайно не дрогнул на собачке и штуцер не выстрелил в Бойтэ, пробивая ее кованым гвоздем вдоль тела навылет.

И чем крепче Осташа сжимал ружье, тем безумнее становилось вновь закипающее желание. И тогда Осташа осторожно опустил приклад штуцера на шкуры, приподнялся сам и единым мощным скольжением тоже вошел в Бойтэ.

— О-о-о!.. — закричала она, задирая голову и прогибаясь в пояснице.

— Не шевелись! — отчаянно рявкнул Осташа. — Пальнет!

Какая бы она ни была жлудовка, сколько бы мужиков ни прошло через ее лоно, но вот так ее еще никто никогда не любил. Осташа сходил с ума, чувствуя, как растягивает и рвет ее девство. Он уже не мог остановить качелей, хотя вцепился в бока Бойтэ с такой силой, что ее ребра гнулись под его руками.

— Мне больно, больно!.. — завизжала Бойтэ. — Стреляй!..

Осташа даже не понял, о чем она. Непосильный железный жар прокатился у него из груди в живот и словно выбил заслонку в печи — обжигая разум, обратно в голову шарахнул клубок огня. Осташа, как застреленный, повалился набок. Но сквозь багровое марево он еще заметил, что в щель полога чума лезут дрожащие мертвые руки и начинают медленно распускать шнуровку. В тусклых горячих кругах, которыми заколыхалось зрение, кроме этих рук, Осташа ничего больше и не видел. Лежа на боку, ничего не соображая, он осторожно нащупал ружье, потащил к себе, вытягивая ствол из девки, поднял его и вслепую бабахнул прямо в полог.

…Он пришел в себя от холода и поднял голову. Полог был сорван. В открытый вход сквозь клубы пара виднелись черные столбы сосен, а за ними белела полоса ледяной реки. Ветер с улицы раздул очаг. Бойтэ, изогнувшись и раскидав ноги, лежала без движения. На ее заду блестела кровь. Осташа пошевелил Бойтэ рукой, и она застонала.

— Вставай, — с трудом сказал он.

Помогая друг другу, они поднялись на ноги и, как были голые, вышли наружу. Перед входом в чум на спине в снегу лежал Шакула. Его накрывал сорванный полог, который был словно приколочен к груди вогула на кованый гвоздь. Из-под смятого полога торчали только руки и ноги Шакулы.

— Надо одеться, — тихо сказала Бойтэ. — А потом спрячем его… Он больше не придет.

Напялив что попало шиворот-навыворот, они снова выбрались из чума и завесили вход старой шкурой, чтобы очаг не освещал мертвеца у порога и никто из соседних жилищ ничего не увидел.

— Кинем его в прорубь, — хрипло предложила Бойтэ, стягивая горло рваной меховой рубахи. — Ханглавит заберет, укроет…

Они сбросили тело Шакулы с обрывчика на ледяной приплесок, за руки и за ноги уволокли его к проруби и столкнули в воду. Бойтэ присела на краю проруби, опустила в прорубь ногу и еще подтолкнула мертвеца дальше под лед.

— Ну и все, — устало сказала она, цепляясь за руку Осташи и вставая. — А теперь надо спать… Я очень устала, эрнэ эруптан… Очень…