Золото бунта, или Вниз по реке теснин

Никешка кинулся обниматься, облапил Осташу, стал с чувством стучать его по спине, словно выколачивал пыль из Осташиного армяка.

— Я от Усть-Утки до Каменки по всем пристаням прошел — искал тебя! — гудел Никешка.

— Ну и молодец, что нашел! — искренне отвечал Осташа.

— Он сказал, что ты его обещал подгубщиком поставить, так я поставил, — сообщил Осташе Федька.

— Спасибо, Федор, порадовал!..

— Спасибо в рот не зальешь, — тотчас сказал Федька.

Мужики получили деньги; кое-кто уже пошел прочь, а к столу приблизились бабы. Они, все четверо, были в подпоясанных мужичьих армяках, в платках, повязанными так, что из щели торчали только носы. Не поймешь: молодые ли, старые. Прятались от оголодавших глаз бурлачья.

— На вас, бабоньки, мелочи уж не осталось, — вытряхивая из мешка последние деньги, признался Федька. — Делите сами девять рублей на четверых.

— Вон же у тебя гривенники да полушки, — тихо сказала одна баба.

— А это, Фисонька, на Спирьку, ты его знаешь. Лежит Спирька под курятником у Кафтаныча, не может прийти. Надо его уважить, бедолагу.

Осташа вгляделся в бабу внимательнее: точно, это была Фиска, которая летом тоже ходила с Алфером Гилёвым на межеумке. Фиска заметила Осташин взгляд, покраснела и, повернувшись, неловко поклонилась, чуть слышно произнесла:

— Здравствуйте, Остафий Петрович…

И куда делись ее бойкость, острый язык?

— И ты здравствуй, Фиса, — сухо ответил Осташа. Он сразу вспомнил ночь под камнем Нижний Зайчик, мятый дерезняк, белые ляжки Фиски под задравшимся подолом, слезы: «Кто же вас, мужиков, сглазил?..» Но Фиска уже отвернулась, собираясь уйти прочь.

— Эй, сплавщик, это чего ж такое? — вдруг раздался возмущенный крик. Кричал Поздей, глядя на баб. — Это не по нашему закону!..

— Чего еще? — недовольно спросил Осташа.

— Как — чего? — в полный голос шумел Поздей. — Мужики, вы глянь, что наш старшой творит — а? Ты как бабам платишь?

— Как? — не понял Осташа.

Бурлаки, уже собравшиеся расходиться, останавливались. Осташе все это сразу очень не понравилось.

— Ты бабам за погрузку платишь, как мужикам! Ты с кем нас, мужиков, сравнял? Что мы, что бабы — одно? Я что, с этой жлудовкой по-одинаковому работал, да?

— Ну, раззявил пасть, — зло буркнул Федька, сворачивая мешок из-под денег.

— Эй, мужики, иди сюда на правеж сплавщика! — надрывался Поздей. — Нечисто тут дело!

— Ты не заговаривайся, — спокойно предупредил Поздея Осташа.

Бурлаки возвращались к столу, испытующе глядели то на Поздея, то на Осташу.

— Ты, сплавщик, и мужику, и бабе за погрузку рупь двадцать пять платишь — верно? — Поздей чуть пригнулся, чтобы заглянуть Осташе в лицо. — Шельмовство это! Мужики с бабами разно работали! Я в одиночку пушку пер, а эти мокрощелки вчетвером поднять не могли, и всем по рупь с четвертью, да?

Бабы, сбившись табунком, молча стояли в толпе, не поднимая глаз. Вокруг них образовалась полоса пустоты.

— Народ, как считаешь, справедливо то? — Поздей гневно осмотрел бурлаков.

— Дак уж куда там… — неуверенно прозвучало из толпы.

— Негоже, конечно…

— Везде бабам вполовину платят.

— Пересчет давай! — потребовал Поздей. — Бабам положено по шисят две копейки с полушкой, а мужикам по рупь тридцать восемь копеек с полушкой — вот верный счет!

«Надо же, как все уже расчислил!» — сквозь глухой гнев удивился Осташа.

— Куда-а?!. — завопил Федька, для которого такой пересчет был словно ножик в грудь. — Я где такую мелочь возьму?!.

— Баб-то всего четыре на тридцать шесть мужиков, — угрюмо сказал Осташа. — Вам, мужикам, жалко на них по копейке?

— Врет! — радостно заорал Поздей, тыча пальцем в Осташу. — Врет он! Не по копейке! С каждого получается на бабу по тринадцать копеек с полушкой! За тринадцать копеек в артели неделю ломишь!

Бурлаки, пораженные, глухо загомонили:

— Копейки-то не дармовые…

— У каждого, считай, своя баба есть, чтоб тринадцать копеек отдать…

— Пересчет нужен, сплавщик!

— Давай пересчет!

— Да в шею вас! — заорал Федька. — Горную стражу позову!..

— Пересчета не будет, — твердо сказал Осташа. — Моя воля.

— Не дело то!..

— Испытываешь, парень!

— Так у нас не ведется!

— Пустой разговор, мужики! — вдруг гневно крикнул Корнила Нелюбин. — Оставь деньги бабам, считай за подаянье!

— Тебе, Корнила, не надо — ну и ступай.

— Могешь хоть все бабам отдать — твое решенье…