78  

Утром третьего дня плавания слева впала речка, почти такая же, как и та, по которой Осташа плыл. Вода в новой речке была мутная.

«Может, это Тискос, если я плыву по Койве?» — подумал Осташа. Но ему почему-то казалось, что Тискос должен впадать справа… «Да пес с ними обеими».

Ни скал, ни обрывов — ничего не встречалось. Только высокие крутые горы, еле различимые за частым ельником. Меж гор — мелкая плоская речонка, продырявленная валунами, как ветхое полотенце. Плотик-рюшка играл под нетвердыми от голода ногами, грозил развалиться. Осташа переплел плахи лозняком и полосками коры. А над речкой и горами мелкой рябью несло птичьи стаи. Осташа запрокидывал голову, со дна таежной теснины глядя на гусиные косяки. Гуси улетали от осени, будто изменники бежали с поля боя. Сердце Осташи колотилось тряской дрожью. Спасенная под Костер-горой душа истончалась: еще немного, и он воспарит вслед за птицами. Хабазиной Осташа прибил в уреме серую лесную утку, у которой русалки, скучая в этих глухих и пустых водах, завернули на спине крыло за крыло, и утка не улетела вместе со стаей. Вечером он распотрошил и раздергал тушку на нитки, как пряжу, а утром съел мороженое мясо, все равно давясь и отплевываясь растаявшей во рту птичьей кровью.

…Журчание очередного притока Осташа услышал еще из-за поворота и даже удивился: давно уж он не слышал никаких других звуков, кроме плеска своей жердины да хрипов в груди. Плотик переполз поворот — и Осташа увидел в устье мелкой речонки две лодки, загруженные бурыми комьями руды. Рядом на берегу стоял тепло одетый мужик и ножом подстругивал только что вытесанное весло.

— Х-ха! — воскликнул мужик, увидев Осташу. — Ну и встреча! Свиделись же, а?!.

Осташа с наслаждением вышвырнул свою хабазину, спрыгнул с плота и побрел к берегу по колено в воде.

— Не узнаешь, Астафий? — подошел поближе мужик. Осташа молча сел на прибрежный валун, не в силах оторвать взгляда от человека.

— Добрался до моей Тесовой речки, а, бусыга эдакий?!. — Мужик захохотал. — Да я ж дядя Федот Михеев, артельный! Мы с тобой в мае в Рассольной познакомились — вспомнил? Ты нам из Усть-Койвы соль послал!..

— Вспомнил, — кивнул Осташа, у которого лицо уже так зачерствело, что больно было улыбнуться. — А это что за река?

— Койва же! — удивился дядя Федот. — А это Бисер. — Он кивнул на приток. — Не узнал, что ли, сплавщик ты хренов?

— Теперь узнал, — ответил Осташа и через мгновение ткнулся головой в песок.

«В МОЕМ ДОМУ — НЕ В МИТЬКИНОМ»

Дяде Федоту поперло счастье. Долину Бисера, оказывается, уже присмотрел для нового завода управитель Кусьи, что принадлежала барыням Строгановым. Надо было выбрать руду, пока ее не затопили прудовые воды. Управитель сразу дал дяде Федоту большой подряд, и дядя Федот развернулся вовсю.

Месторождение выпало богатое и легкое — в подножии горы над Бисером. Гора обросла тонкими и высокими елками, словно еж иглами. Когда ели качались под ветрами-лесобоями, рыжие куски железняка выворачивало корнями, и они катились прямо в Бисер. Дядя Федот набрал два десятка охочих мужиков и нанял артелку лесорубов. Теперь склон горы был разрыт, горщики ломали железняк кайлами, бабы грузили руду на поддоны и стаскивали по бревенчатым спускам-великанам на поляну, где козлом раскорячился самодельный рудобойный молот с каменной глыбой вместо балды. Руду дробили, потом отжигали в костре и засыпали в короба. Короба на плотах сплавляли за тридцать верст вниз по Койве на Кусьинский завод. Дядя Федот руководил всем хозяйством и богател с каждым днем.

— В моем дому — не в Митькином, за печку не нассышь! — хвастался он Осташе.

Дядя Федот уже почуял себя рудничным приказчиком, хотя кусьинский управляющий собирался ставить рудник только по весне. Целыми днями дядя Федот шастал вдоль Бисера от Койвы до горы, от плотбища до копей, орал, ругался, грозил батогами, наставлял неумелых и пособлял, где было надобно, и все для того, чтобы расстроиться и уйти на стан, а там стряпуха тетка Алена, понимающе улыбаясь, наливала ему в утешение чарочку. И к вечеру уже никакие беды не могли стереть с ядреных щек дяди Федота свекольную краску счастья.

— Ну чего тебе дома делать? Тараканов доить? — приставал дядя Федот к Осташе. — Давай ко мне! Будешь плоты водить в Кусью, тоже речная работа. Ну а лед окрепнет — начальником над возчиками сделаю. Ты — парень из староверов, надежный, непьющий, как и я. А весной — хрен с тобой, иди на сплав. Зато деньжонку на оброк заработаешь, да и еще много на что останется… Давай, Осташка! Я тебя на своей дочери женю! У нее жопа знаешь какая? Во! — Дядя Федот скрючивал руки и далеко растопыривал драные локти, с восторгом глядя Осташе в глаза.

  78  
×
×