Тихий омут

На боку пакета было написано BAZAR. Мириам Исхаковна обиделась.

— Ну, уж точно — не по-русски, — начала она склочным голосом, на глазах закипая. — Уж чего-чего, а кириллицу от латынщицы я могу отличить!

— Латынщица — это кто? — с любопытством спросила Вера, с треском разворачивая вторую шоколадку.

— Вы и этого не знаете! — со злобным торжеством заорала Мириам Исхаковна, мигом поворачиваясь к ней.

— Не знаю, — призналась Вера и виновато повесила голову. — Даже не слышала никогда.

Петров заржал. Отес невинно смотрел поверх газеты. Мириам Исхаковна задыхалась от гнева. Наконец отдышалась, закрыла глаза и трагически прошептала:

— И такие люди преподают в университете. Учат будущих педагогов. Интересно, чему могут научить? Пить чай с шоколадом в рабочее время? Спать посреди дня в деканате? Сводить со студентами личные счеты? По базарам шляться?

— По рынкам, — подсказал Петров, старательно рисуя на своем пакете толстым красным фломастером новую надпись: RYNOK.

Мириам Исхаковна открыла глаза, схватила с подоконника свою сумку и потопала из комнаты, на ходу угрожающе пообещав:

— Я чай пить не буду!

Дверь за ней оглушительно хлопнула, Отес сложил газету и с удовольствием отметил:

— Вы хулиганы, молодые люди.

— Ну, уж прям, — обиделась Вера. — Я ж не виновата, что ни одной латынщицы в глаза не видела. И не слышала никогда. А вы слышали, Георгий Платонович?

— Ну, как сказать, — задумчиво отозвался Отес. — Кажется, ее все-таки по-другому звали. Давно это было.

Они с открытой симпатией поулыбались друг другу, а Петров отобрал у Веры шоколадку, сунул ее в рот и важно, хоть и несколько шепеляво, объявил:

— Я догадался, в чем дело. Она тебе шоколад не может простить. У нее диета, а ты тут нарочно фольгой шуршишь. А что за личные счеты со студентами? Вот этого я не понял.

— А я Кошелькова только что зарезала. Наверное, нажаловался уже.

Кошельков был любимчиком Мириам Исхаковны, надеждой и опорой русского народного творчества, красавцем мужчиной и клиническим идиотом.

— У-у-у, это серьезно, — загрустил Петров. — Это жди разборок. У него же мама не то в газете, не то на телевидении… Склочная — базар отдыхает. И рынок тоже… А за что ты его?

— А за руки хватает.

— Как это? — в один голос удивились Петров и Отес.

— Да как всегда, — недовольно сказала Вера. — Сел отвечать, ручонку через стол тянет, мои пальцы потрогать норовит, а сам через каждое слово: «Вы понимаете? Вы понимаете?» Конечно, не понимаю. Никто бы не понял. Абсолютную ахинею несет.

— А Исхаковна говорит, что у него исконная русская речь. Или посконная? — Петров повспоминал и нерешительно уточнил: — Или сермяжная. В общем, жемчужное месторождение: тудыть, мабуть, надысь… Инда взопрели озимые.

— Надо же! — искренне удивилась Вера. — А с остальными он нормально. В смысле: отстой, о-кей, непруха, сидюшник… За «клаву» с нуля бабок немерено забашлял. И все такое… Может, не надо было его резать? По крайней мере, бытовую психологию он превзошел. Молодец. Хотя за руки хватал. Идиот.

— А не родись красивой, — злорадно заявил Петров.

Вера помрачнела.

— Ты поспал? — ласково спросила она.

— Поспал… — Петров насторожился.

— Поразвлекался?

— Поразвлекался. Немножко.

— Шоколадку мою слопал?

— Слопал. Но она маленькая была.

— Спасибо сказал?

— Э-э-э… забыл.

— Скажи, — потребовала Вера.

— Спасибо, — сказал Петров.

— Ну и что ты сидишь? — возмутилась Вера. — Кто обещал меня на базар отвезти?! И на рынок тоже! В доме пачка соли и литр кипяченой воды! А шоколадку ты слопал! А я, между прочим, не на диете! А почти через час еще группа, и еще двоечники, и наверняка Кошельков опять припрется! Смерти ты моей хочешь! Вот все Тайке расскажу!

— У-ф-ф-ф… — Петров перевел дух и помотал головой. — Умеешь ты человека до нервного срыва довести. Посмотришь — вся такая… такая вся… неземное создание. А как чего — так сразу и сожрешь. Главное — за что? Не характер, а серная кислота.

— Петенька, у умных людей не бывает ангельского характера, — подал голос Отес. — Они все знают, все понимают, все анализируют и всех нас видят насквозь. И от этого характер неизбежно портится.

— Но у вас-то не испортился, — недовольно заметил Петров.

— Но я ведь и не такой умный, как Вера Алексеевна, — возразил Отес.