Тихий омут

— Конечно, я вас боюсь! — Вера серьезно посмотрела в глаза господину Сотникову, от чего тот сразу остановился. — А кто бы на моем месте не боялся, как вы думаете? Одинокая девушка — и вдруг черная машина какая-то! И люди все черные! И бегут за ней! Может быть, даже вооруженные! Вы понимаете, какая это серьезная психическая травма? На всю жизнь! А главное — и на детях отражается!

— Ты смеешься, что ли? — неуверенно спросил господин Сотников. — Какая травма, ты чего? Я просто познакомиться хотел… уже давно… Я сколько раз видел: ты бежишь, или просто идешь, или в магазине, или еще где — а рядом обязательно кто-нибудь… Ну, мужики всегда рядом. Я и не подходил. А тут мы с ребятами едем, смотрю — а ты одна… Я и подумал…

— Господин Сотников, у меня к вам два вопроса, — перебила его Вера. — Во-первых: вы что, следили за мной? Во-вторых: откуда и куда вы ехали с ребятами в пять утра?

— Из командировки возвращались…

Господин Сотников замолчал и ожидающе уставился на Веру. Она поощрительно покивала ему, как косноязычному троечнику на экзамене, и выразила лицом готовность слушать дальше. Господин Сотников вздохнул, отвел глаза и признался:

— Следил… То есть не следил, а видел часто… не очень. Иногда. Ну вот и…

— Достаточно, — остановила его Вера и опять благосклонно кивнула. — Удовлетворительно. Можете быть свободны.

Она опять внимательно оглядела косогор, ничего подозрительного не обнаружила и полезла вверх по склону, по знакомым камням и кочкам, как по ступенькам. Надоел ей этот господин Сотников, как горькая редька. Нет, правильно надо говорить «хуже горькой редьки». Хотя с ее точки зрения — это совершенно неправильно. Сейчас бы горькой редечки, солененькой, с подсолнечным маслицем. Что может быть лучше горькой редьки с подсолнечным маслом? Только такая же горькая редиска со сливочным маслом. Но о редечке с редисочкой сегодня приходится только мечтать, потому что ее любимые редечка и редисочка для большинства народа не благоухают божественно, а нестерпимо воняют. Странные люди. А ей сегодня целый день с этими людьми практически вплотную общаться. Ладно, редечку и редисочку придется отложить на вечер. Это даже и неплохо. Говорят, самые приятные занятия, самые положительные эмоции и самые вкусные блюда всегда надо откладывать на вечер, буквально на сон грядущий. Тогда они влияют на организм особенно благотворно. А после такого нервного дня ее организму обязательно понадобится особенно благотворное влияние. Значит, в перерыве надо сбегать на рынок за редечкой и редисочкой. Заодно купить кусочек хорошей свинины — небольшой, на пару отбивных, — баночку красной икры и, для усугубления благотворного влияния, Бабаевскую шоколадку «Аленка»…

— Вера!.. Вера Алексеевна! Да подожди же ты, пожалуйста! Ну, я тебя прошу!

… Нет, две шоколадки «Аленка». Говорят, шоколад — мощный антидепрессант. После такого нервного дня ей понадобится много мощного антидепрессанта. Вон что делается! Не хочет этот идиот господин Сотников оставить ее в покое. Лезет вверх по склону, держась одной рукой за свой травмированный тазобедренный сустав, а в другой несет свои лаковые штиблеты. Теоретически — остроумное решение. Но практически — бессмысленное. Опять диалектика. Единство и борьба противоположностей. Наверное, господин Сотников диалектику учил не по Гегелю. Может быть, он ее вообще никогда не учил. Иначе все-таки сумел бы сообразить: ну, допустим, долезет он до верха, а дальше что? Его же даже толкать не надо, достаточно будет серьезно посмотреть ему в глаза — и господин Сотников опять полетит вниз по склону, покатится по мокрой траве, окончательно перекрашивая свой черный костюм в зеленый цвет. И бережно прижимая к груди лаковые штиблеты. Говорят, в минуту опасности люди инстинктивно спасают то, что для них дороже всего. На месте господина Сотникова она все-таки пересмотрела бы систему ценностей — вряд ли тазобедренных суставов у него больше, чем лаковых штиблет. Впрочем, как учит нас мутная наука психология, собственную систему ценностей люди способны пересмотреть только под влиянием сильных потрясений. Надо полагать, падение с откоса — это не слишком сильное потрясение для господина Сотникова. Во всяком случае, не настолько сильное, чтобы господин Сотников забыл о своих лаковых штиблетах. Первое, что он сделал, добравшись наконец до верха, — сел на краю откоса, на самом краешке, прямо на мокрую, скользкую — как маслом политую — траву, и стал обуваться. А как он на ноги поднимется, на этих-то лыжах? Или решил повторить свой скоростной спуск? Очень интересный случай. Но безнадежный. Может быть, при падении господин Сотников все-таки получил травму черепа в дополнение к травме тазобедренного сустава? Но скорее всего — отягощенная наследственность. И такие люди становятся генеральными директорами каких-то фирм! Руководят коллективом! Определяют стратегию и тактику развития! И эту, как ее… маркетинговую политику! Теперь совершенно ясно, почему у нас все сферы деятельности в таком удручающем состоянии. А подчиненные?! Боже мой, что за кошмарная жизнь у подчиненных такого начальника! Такого генерального директора с отягощенной наследственностью, да еще и с травмой черепа!