Закат цвета индиго

– Не надо, не надо, – не поворачивая к нему головы, повторяла мама, и он вдруг громко зарыдал, спрятав лицо в ладонях.

– Что же ты такая, – разобрала Маша. – Что же ты не хочешь меня понимать. Я сейчас думаю о тебе, о ребенке, о вашем покое. Я не хочу скандала. Она в таком состоянии, она сказала, что на все пойдет.

– На что? – вдруг очень четко спросила мама.

– Она сказала, что убьет себя и нашего сына. Она и Олежке угрожала. Я ее знаю, нужно переждать, она успокоится, поймет, что я не могу без вас. Поверь мне.

И тут раздался длинный звонок в дверь. Такой длинный и пронзительный, что Маша слышит его до сих пор. Мать и Виктор посмотрели на дверь, но не шевельнулись. Маша сама пошла открывать. Незнакомая женщина, оттолкнув ее, пробежала на кухню. За ней шел, потупившись, долговязый парень, в котором Маша узнала сына Виктора. Вновь она почувствовала озноб, как в тот день. Только сегодня к ознобу добавилась постоянная тупая боль из-за совершенной тогда ошибки. Она бросилась в комнату, где спал ребенок, и встала у его кроватки. А нужно было схватить Олежку и бежать сломя голову из той проклятой квартиры, от тех безумных людей…

* * *

Ирина говорила быстро, с лихорадочным блеском в глазах, ее обычно бледные щеки горели.

– Это очень давняя история. Но это не любовная связь. Это имеет отношение к семье. Конфликт между родителями Вадима, связанный с другой женщиной… Ребенок, маленький ребенок. Страшное событие. Женщина и ребенок. Смерть. Крик. Кричит девочка…

Ирина застонала, прижала руки к вискам.

– Извините, очень больно. Мне нужно сделать укол.

Перед тем как ввести иглу в вену, Ирина вяло подумала о том, что стала слишком быстро уставать, испытывать слишком болезненные ощущения. Нужно отдохнуть, а может, вообще уходить от дел. Она выпила стакан холодной минеральной воды, вернулась к своему столу и быстро сказала:

– Ваш муж был давно знаком с этой женщиной, Марией Ильиной. Их связывают близкие. Скорее всего, ребенок, о котором я говорила. Мальчик. Думаю, это сводный брат вашего мужа. Внебрачный сын его отца. Мария – сестра ребенка по матери. С ним случилось несчастье. Сейчас, скорее всего, он калека.

– Эти люди имеют отношение к смерти Вадима?

– Не знаю. Какое-то – возможно. Они были очень близко. Тамара, смерть вашего мужа – это уже другая история. И я не буду в нее внедряться. Пусть поработают профессионалы. А зацепку, как мне кажется, я вам дала.

* * *

К вечеру Мария уже не могла удержать себя в квартире. Она накинула плащ из кожзаменителя и поехала к офису, где работал Олег. Она почти налетела на него у выхода. Два человека вели его к милицейской машине.

– В чем дело? Что такое? Объясните, что случилось! – закричала Мария.

– А вы кто такая? – спросил один из сопровождающих.

– Я его сестра. Я еду с вами. Это какое-то недоразумение.

– Машенька, не беспокойся. Это просто формальность. Нужно кое-что прояснить по работе, – сказал Олег. – Это по работе, Маша, понимаешь? Не нужно тебе никуда ездить. Я позвоню, как только освобожусь. И товарищи дадут тебе телефон, правда?

Маша сжала в руках визитную карточку и смотрела расширенными от ужаса глазами, как уводят ее Олежку, как неловко поднимается он в машину, как захлопывается дверца. Последнее, что она видела, – его бледное, тонкое лицо с гримасой страдания. Точно такое же лицо, как тогда, когда он был совсем крошкой!

Он проснулся, когда мама вбежала в комнату и остановилась у его кроватки. Он посмотрел на нее, и его губки сложились в жалобном, безмолвном плаче. Он что-то понял раньше, чем Маша. Мамины руки сорвали с него одеяльце, схватили ребенка в одной распашонке. И Маша смотрела, ничего не понимая, как мать бежит к окну, открывает его одной рукой, затем взбирается на подоконник и кричит людям, застывшим на пороге:

– Она пугала тебя, что убьет себя и сына? А я тебя не пугаю. Я это делаю.

Маша протянула умоляюще руки, Виктор бросился к подоконнику, и тут они полетели вниз – мама и Олежка. Это был невысокий второй этаж. Но ребенок упал на булыжники, и его просто раздавила своей тяжестью мать, которая, как установило вскрытие, умерла в краткий миг полета от обширного инфаркта. Маша кричала, не переставая, стискивая тонкими, дрожащими руками тело матери, пытаясь поднять братика, но даже в том своем беспамятстве она почувствовала, что рассыпались его косточки, что ей не справиться. Она не помнила, как оказалась в больничной палате. Открыла глаза и, увидев рядом с собой санитарку, спросила: «Где Олежка? Где мой брат?»