Message: Чусовая

Строгановы не забрасывали дел своих имений, лично контролировали приказчиков и управляющих. В крестьянах они поддерживали дух религиозности и праведной, трудовой жизни. Крестьян, отличившихся в труде или общественной работе, Строгановы ежегодно награждали премиями, благодарственными грамотами и даже медалями. Поэтому в строгановских имениях сформировался целый пласт крепостной (а затем просто провинциальной) интеллигенции — иконописцы и художники, актёры, семейные историки (П. Икосов, Ф. Волегов), лесоведы и археологи (Теплоуховы, М. Зеликман). Строгановы поддерживали их устремления, высылали в пермскую глушь специальную литературу, вели переписку, не гнушаясь разницей положений.

Там, где были больницы, врачи имели от хозяев хорошее жалованье, а рабочие лечились и получали лекарства бесплатно, причём если работник болел не больше месяца, то за ним сохранялась и зарплата, и натуральные выплаты.

Цитата из книги «Строгановские городки, острожки, сёла» Г. Головчанского и А. Мельничука: «В социальной сфере, устраивая свою вотчину, Строгановы во многом опередили время, в котором жили. Служащим, в том числе и крепостным, предоставлялось бесплатное лечение, по выслуге лет им начислялась пенсия, давались отпуска. Для XIX в. звучит фантастично, но это было так». Вот пример из книги «Усолье: мозаика времён» (2004): «Уточним, что пенсии страждущим выплачивались уже в 1770 году. Так, в Верхне-Чусовских Городках „Ване Плутовой причиталось в год 1,3 рубля пенсии, да ещё трём человекам по 70 копеек". Им же полагалось на одного: ржи по 2 четверти 4 пуда (всего 16 пудов); овса 1 четверть (6 пудов); ячменя 2 пуда».

А Демидовы относились к своим холопам с презрением нуворишей. На их заводах талантливые люди оставались не у дел, пропадали даром, спивались, сходили с ума и гибли. Народ для Демидовых всегда был только быдлом. Например, тот же изобретатель «музыкальных дрожек» Егор Кузнецов был внесён в реестры под издевательской фамилией «Жепинский» (о её смысле легко догадаться, скорректировав орфографию на современный манер).

И ничего не менялось со времён затопления подвалов Невьянской башни. Прошло сто лет, а Демидовы всё так же не посчитались с жизнями погибших и отправленных в остроги рабочих, когда в 1824–1826 годах они спровоцировали бунт углежогов в Ревде, чтобы дискредитировать заводчика Зеленцова и вернуть себе завод. Ещё Акинфий Демидов сказал о своих крепостных: «Много в них лукавства и пронырства живёт». По этому принципу Демидовы всегда и относились к людям как к уже изловленным и осуждённым ворам, которых следует держать на каторге.

Для иллюстрации хочется привести длинные, но очень выразительные цитаты из обычного письма Никиты Никитича Демидова своему шайтанскому приказчику Якиму Алфёрову, который по делам куда-то отлучился с завода, а хозяина не предупредил (1790 год). Хозяин гневается: «Какую же ты, раскольническая свинья Яким, имел нужду и власть самовольно так с заводу, не сказав никому отлучаца?.. Или ты, сукин сын, сверчок поганой Яким, захотел точно длиннаго лыка и каторги в ссылке?….Я давным давно да и всегда подтверждал… дабы вы, правители… за своими какими-либо паршами, отнюдь не отлучалися…» Далее угрозы: «…как бестиев, виноватых размучу за дурности и ослушности в запрещённом, и оберу и жилище ваше разорю, ибо моей мочи уже нет подтверждать к таким смелоотчаянным ворам Скоро уже дождётесь от меня присылки отсюда праведного журавля с длинным носом». «Журавль» — это виселица. Но наказания плетьми одного Якима хозяину мало. Для крепости вразумления достаётся Авраму Алфёрову, отцу Якима, и дяде: «Цыц каналья, раскольник! — корень ваш искореню… и ребра, Яким, во всём роде вашем не оставлю… Да и старичёнку Авраму с братом, не взирая на старость, за потачку и дурности детям и внучатам, с оковами крепких плетей урвать». Заодно уж Демидов считает необходимым проучить и жену приказчика: «…когда такая точно дурная и вредная наставница… то её, каналью, разсечь же плетьми. Цыц, цыц и перецыц… а то всех вас, как раков, раздавлю…» Далее: «А плутовке зассыхе, такой доброй Якимовой жене и протчим бабам, к наказанию плетьми крепко-прекрепко в проводку прибавить, и при том подтвердить Якимовой жене наикрепчайши, ежели она мешаться станет хоть в чём малом, то отдам её, яко ослушницу, с наказанием в ссылку и ничем ни мало не подорожу такою раскольническою свиньёю — зассыхою, да и никем; да и Яким чтоб того ж скоро не урвал за плутовство и за нерадение». Можно подумать, что этот Яким и весь род его — воры и бунтовщики «хуже Пугачёва», так ведь нет: Яким Алфёров ещё долго работал у Демидова в прежней должности, во всём устраивая хозяина. Это просто стиль отношений у Демидова к холопам был такой своеобразный, а вовсе не холопы — «свиньи».