Спасите наши души

– Меня зовут Настя. Можно, я еще к вам приеду? – сказала Воронцова.

Толя с Настей спустились с террасы, когда позади раздался голос Вали:

– Эй, гости дорогие. А мы за вами бежим-бежим. Вы же с нами не познакомились.

Они оглянулись удивленно: Валя бережно и гордо несла на руках чудесного ребенка с одухотворенным взрослым взглядом.

– Арина, – тихо сказал Толя и взял девочку за ручку. – Как ты поживаешь, Арина?

– Холосо, – спокойно ответила девочка и посмотрела на Валю.

– Да, конечно, все хорошо. – Голос Вали дрожал. – Только операция у нас послезавтра. Боюсь я очень. А вот Аришка не боится. Она у меня храбрая.

Настя сняла очки, сунула их в карман, двумя ладонями бережно обняла лицо ребенка. Внимательно посмотрела в огромные черные глазищи.

– Тише, тише, тише… Тише, болезни и напасти… Детки наши ничего не боятся, – заговорила-запела она. – Детки будут бегать и смеяться. Хорошие, любимые детки. А теперь давай свои ладошки. Открой. Ты не прячешь там птенчиков?

Арина засмеялась и протянула ручки.

– Все будет хорошо, – Настя серьезно взглянула Вале в глаза. – Это я вам точно говорю… Ну, то есть мне так кажется, – смущенно посмотрела она на Толю.

– Да ладно, – пробормотал тот. – Колдуй сколько влезет. Я только «за». Очки надень, пожалуйста. Мне так спокойнее. Ты в них, как в противогазе. Никто лица не рассмотрит.

– Отелло, – рассмеялась Валя.

– Он шутит, – совсем смутилась Настя. – И что вы все к моим очкам прицепились. А мне они нравятся.

* * *

Сергей смотрел на бледное лицо Веры Овсяницкой – без капли косметики, с очень сухой кожей, паутинкой морщин – и думал о том, как мало радости доставили ей финансовые успехи мужа. Мало радости – это мягко сказано. Сколько обиды, зависти, ревности, наверное, испытывает женщина, зная, что ее муж богат, что он осыпает золотым дождем другую, а сама она вынуждена считать гроши, оставленные в ящике стола. Ровно на неделю, по его расчетам. И при этом принципы! Ни слова, которое можно было бы истолковать в пользу мужа… Лицо у нее далеко не бесстрастное. Может, она и пыталась подавить в себе все чувства, но, скорее всего, просто загнала их поглубже, туда, где они причиняют боль постоянно. Самой небось кажется, что все прочно спрятано и скрыто. Сергей очень не любил провокации, игру на тайных страстях, но если прямого и честного диалога не получается…

– Понимаете, Вера, ваш муж находится в ситуации, когда его признание не очень-то и требуется. Есть улика, нет алиби, прослеживается мотив. Я могу передавать дело в суд… Но вас и там допросят… Честно говоря, мне просто интересно: вы как главный свидетель и в суде практически откажетесь от дачи показаний или вдруг все вспомните и начнете обличать мужа? Или приведете факты, его оправдывающие… От вас всего можно ждать, вот в чем дело. Извините, что вторгаюсь в вашу личную жизнь, но вам не удается скрыть свою неприязнь к мужу, возмущение его поведением… Он виноват перед вами, даже доверенность отказался подписать на получение вами денег хоть с одного счета. На что вы живете, кстати? Как выкручиваетесь?

– Как всю жизнь. Дело в том, что я никогда не относилась к категории продажных женщин, поэтому «выкручиваться», как вы выразились, вовсе не кажется мне самым унизительным занятием в жизни.

– А есть более унизительные занятия?

– Без комментариев.

– Знаете, дипломатический опрос свидетеля по делу об убийстве вовсе не является задачей следователя. Поэтому я заранее приношу извинения, но скажу, как есть. Дело не в том, что вы выкручиваетесь с деньгами всю свою супружескую жизнь. Дело в том, что эти деньги, причем очень большие, ваш муж приносил на блюдечке «продажной», как вы выразились, женщине. А это унизительно. Ну, и какой принцип мешает вам сказать, не ваш ли муж совершил убийство Ирины Менделеевой и ее сожителя? По нашему раскладу – больше некому. А вы как думаете? Понятно. Опять без комментариев. Ну, тогда я признаюсь в одном грехе: прослушал я ваше свидание с мужем. Вы ему практически угрожали. Вы считаете, что мы не в состоянии найти мотив его преступлений, а сами преступления вам кажутся очевидными.

– Черт, – улыбнулась Вера. – Я совсем выпустила из виду, что вы можете подслушивать. Тогда тем более: какие ко мне вопросы? Раз вы знаете мою точку зрения.

– Ну, какая это точка зрения. Это месть униженной и оскорбленной женщины.