— Трес…
Асанте произнес мое имя так, словно только сейчас сообразил, с каким Наварром говорит. Мне понравилось то, как он его выговорил.
— Наслаждайтесь вашим обедом, — сказал я.
Я ушел, а он так и остался сидеть за столом, глядя на лампу в форме футбольного шлема, — из коридора неслись голоса детей, которые его звали. Жена Асанте, очень симпатичная женщина, улыбнулась мне, когда я уходил. Стол был уже накрыт, дети подпрыгивали на своих местах, им не терпелось произнести молитву. Никогда в жизни домашние тамале не пахли так вкусно.
Глава 65
— Я хорошо выгляжу? — спросила Лилиан.
Мы оба знали, что ответ «да», но я все равно сказал, что она выглядит превосходно.
Мы прошли мимо охранника и журналистов в вестибюле и поднялись на северо-западном лифте больницы. Мы с Лилиан надели все черное, чтобы принять участие в церемонии, которая должна состояться днем, поэтому я с радостью спрятался от полуденного солнца. Всего несколько минут в помещении с мощными промышленными кондиционерами больницы, и подкладка моего полотняного пиджака стала похожа на мешок для попкорна в микроволновой печи.
Я старался не думать о том, что происходит под одеждой Лилиан. Она была в черном облегающем платье, в стиле Джеки О,[200] без чулок и в черных босоножках на высоких каблуках.
Блестящие рыжие волосы удерживала широкая черная лента из шелка. Открытую шею Лилиан украшало жемчужное ожерелье матери, которое Анжела Кембридж надевала в тот вечер, когда Дэн получил пулю. Без последней детали я вполне мог бы обойтись.
За неделю Лилиан пришла в себя, и к ней вернулся нормальный цвет лица. Из-за летнего загара веснушки на плечах, груди и лице стали особенно заметны. Обнаженные ноги выглядели превосходно.
Я не мог бы объяснить, как мне это удалось определить, бросив на нее всего один взгляд, но я знал, что всю последнюю неделю Лилиан плакала, устраивала истерики и била посуду. Нет, ее глаза не были красными, она не выглядела потрясенной или расстроенной, но что-то в ней говорило о пережитом наводнении. Черты лица стали жестче, определеннее, словно все лишнее смыл могучий поток.
Двери лифта открылись на втором этаже, и мы зашагали по стрелочкам в сторону ортопедического отделения по освещенному лампами дневного света коридору, по которому скользили кресла на колесиках и тележки с едой. В конце коридора находилась палата, перед ней стоял охранник.
Пока мы шли по коридору, Лилиан сжала мою ладонь.
— Спасибо, что согласился пойти со мной.
Я ответил на пожатие и отпустил ее руку.
— Тебе еще предстоит выполнить свою часть сделки.
Лилиан сумела улыбнуться.
— Смешно. Я нервничаю из-за Дэна. Ты же не думаешь…
Она не договорила до конца.
Охранник сразу согласился нас пропустить. Внутри лежал Дэн Шефф, и его палата больше напоминала площадку, где снимают рекламу весны. Благодаря раздвинутым занавескам, яркие лучи техасского солнца сияли на белых стенах и идеально чистом полу, выложенном плитками. На подоконнике стояли вазы с цветами всех видов. Встроенный в кровать проигрыватель исполнял Вивальди, Моцарта, или нечто столь же энергичное — я точно знаю, что не Хопкинса.[201] Ароматы цветов и одеколона «Поло» с легкостью перебивали больничные запахи. Все на постели Дэна было белым и чистым — пижама, простыни, толстые марлевые повязки на правой руке и правой ноге. Даже иголки для внутривенных инъекций казались недавно отполированными.
Однако Дэн выглядел не так хорошо, как его палата — бледное, опухшее лицо, вокруг глаз появились морщины — сказывались долгие часы, проведенные в постели, и постоянная боль. Волосы Дэна напоминали крылья канарейки. Его взгляд сфокусировался на нас с таким трудом, что я понял — ему дают сильные успокаивающие средства.
Тем не менее он встретил нас искренней и дружелюбной улыбкой.
— Привет, Лилиан, Трес. Пришли посмотреть на мое «Пурпурное сердце»?[202]
Он не шутил. Кто-то принес ему старую медаль «Пурпурное сердце» в специальной коробочке и положил на тумбочку рядом с вазой с маргаритками.
Я подошел к кровати и пожал его здоровую руку. Лилиан остановилась с другой стороны. Я наклонился, чтобы посмотреть на боевую медаль.
— Твоего отца?
Дэн сонно улыбнулся.
— Мама попросила одного из моих кузенов отнести ее мне. Наверное, хотела напомнить о моем прошлом и о том, кому я должен сохранять верность.
200
Урожденная Жаклин Бувье, по первому браку Кеннеди, по второму Онассис, широко известная как Джеки — первая леди США с 1961-го по 1963-й. Одна из самых популярных женщин своего времени, законодательница мод и красоты в Америке и Европе, героиня светской хроники.
201
Сэм Хопкинс — один из последних великих исполнителей «кантри-блюза», чья карьера простирается от 20-х до 80-х годов ушедшего столетия.
202
Медаль «Пурпурное сердце», вручается за одно боевое ранение.