— Можешь мне не верить, — сказал я, — но я вернулся и снова встречаюсь с Лилиан.
Карлон присвистнул.
— Сэнди, которая ведет колонку светских новостей, это понравится. В последнее время она без конца мусолила истории про Лилиан и старину Дэна Шеффа.
— Если вы напечатаете мою фотографию на одной странице с мордашками светских девиц, я оторву тебе яйца.
— Я тоже тебя люблю, — ответил он. — Что же тогда подвигло тебя на этот теплый и дружественный звонок, если не желание сообщить о новостях на романтическом фронте?
— Расскажи мне про морг вашей газеты. Меня интересует информация, касающаяся убийства моего отца и проведенного расследования.
— М-м-м, это было в 84-м?
— В 85-м.
Он задал кому-то, кто находился к комнате, вопрос, который я не расслышал.
— Да, то, что происходило до 1988 года, по-прежнему хранится на микрофишах, — сказал он. — После этого мы вступили в компьютерный век. Открытый доступ, и все такое. Знаешь, получится гораздо быстрее, если я попрошу кого-нибудь из «кротов», работающих в архиве, найти что тебе нужно.
— Было бы просто здорово, Карлон.
— Значит, ты мой должник. Что еще нового? Расскажи-ка, почему ты вдруг решил покопаться в семейной истории, Наварр? Мне казалось, что ты не хочешь иметь к этому никакого отношения.
Тон, которым он задал свой вопрос, сказал мне, что он скорее профессиональный, чем личный.
— За десять лет многое меняется, — ответил я. — В особенности, учитывая, что я вернулся навсегда.
— У тебя появилось что-то новое по делу?
— Ничего такого, что подошло бы для отдела развлекательных новостей.
— Я серьезно, Трес. Если тебе удастся что-то раскопать, я хочу быть в курсе.
— И это говорит человек, чьим самым крупным достижением в колледже была статья про прорыв в технологии выращивания лука…
— А еще друг называется, — сказал Карлон и повесил трубку.
Я позвонил в галерею Лилиан, но трубку взял Бо Карнау. Сначала он сделал вид, что не помнит меня, но, в конце концов, сообщил, что Лилиан нет.
— Когда вы ее ждете? — спросил я.
— Послезавтра.
Я замолчал на пару секунд.
— Не понял.
— Все ты понял, — проворчал Бо, и я представил, как он ухмыляется — картинка получилась не слишком привлекательная. — Она уехала в Ларедо купить кое-что для галереи, оставила сегодня утром сообщение на автоответчике в студии. Могу только добавить: это меньшее, что она могла сделать после того, как вонзила нож мне в спину.
— Угу, можете добавить? Конечно, можете.
— Меньшее, что она могла сделать. Все свалила на меня и думает, будто проживет на…
Он еще много чего мог сказать, но я положил трубку на гладильную доску. Вполне возможно, он будет несколько часов толкать свою речь, прежде чем сообразит, что я его уже давно не слушаю.
Когда у меня в голове возникает такая путаница, как сейчас, я знаю, что пришло время поиздеваться над телом. Я надел спортивные шорты и футболку с надписью «Залив для волн» и направился по Нью-Браунфелс в сторону Ботанического сада. По-настоящему жарко еще не стало, но через две мили я покрылся потом с головы до ног, нашел киоск, где продавали кокосовое мороженое, купил штучку и сел в тени пекана около входа в Форт Сэм Хьюстон,[25] наслаждаясь тем, как ледяные кусочки фруктов соскальзывают изо рта в горло и дальше.
Я смотрел на военную базу и размышлял, там ли сейчас Боб Лэнгстон, и веселится ли он по поводу шутки, которую со мной сыграл вчера вечером. Я надеялся, что именно он мне звонил.
Когда я вернулся на Куин-Энн, телефон отключился, потому что трубка слишком долго была снята. Очевидно, Бо, наконец, устал от собственного голоса. Я положил трубку на место.
Я сделал серию отжиманий и «скручиваний» для брюшного пресса, потом решил навести на кухне порядок. Память о Бобе Лэнгстоне жила в холодильнике в отделении для фруктов, где несколько черных бананов превратились в продолговатые горки кашицы. Еще он оставил два бутербродных мешка с кусочками какого-то мяса в засохшем соусе барбекю, так мне, по крайней мере, показалось. Они не произвели впечатления даже на Роберта Джонсона.
К вечеру, когда зазвонил телефон, мое жилище выглядело почти чистым.
— Я очень близок к тому, чтобы закипеть от ярости, — заявил Джей Ривас. — По правде говоря, я возмущен до глубины души, Наварр.
— Я не квалифицированный психотерапевт, — предупредил я его. — Может быть, в медицинских учебниках рассказывается про комплекс неполноценности, возникающий у некомпетентных лысых толстых мужчин с огромными усами.