Кроваво-красная текила

Открытие выставки было назначено на тридцать первое августа в «Голубой Звезде», иными словами, в эту субботу. Список поручителей показывал, как сильно Бо полагался на общественные связи Лилиан: «Крокетт», банк ее отца, Строительная компания Шеффа, полдюжины других солидных компаний и фондов. Я сложил афишку и убрал в карман.

Я уже собрался отложить портфолио, когда почувствовал под пальцами, что первая обложка немного толще последней, и под холщовым переплетом имеется небольшое уплотнение. Я нашел на полу канцелярский нож, произвел кесарево сечение и извлек две фотографии восемь на десять, спрятанные между листами картона.

Они были одинаковыми, сделанными ночью на улице. Три человека стояли по колено в траве около старого грузовичка «Форд» с открытыми дверями и включенными фарами. Один мужчина, высокий и худой, отвернулся от камеры. Его светлые, гладко прилизанные волосы и белая рубашка почти испускали собственное сияние в свете фар. Двоих других, кем бы они ни были, кто-то аккуратно вырезал при помощи бритвы. От них ничего не осталось, кроме дыр, имеющих смутные очертания человеческих тел, остановившихся рядом, чуть в стороне от блондина.

Судя по углу, под которым был сделан снимок, и огромной смазанной ветке дерева, фотограф стоял на вершине холма, над сценой, которую снимал, причем достаточно далеко, так что ему пришлось воспользоваться телеобъективом.

Фотография показалась мне вполне приличного качества, но бумага — какой-то неправильной. Приглядевшись внимательнее, я понял, что снимки отпечатаны на лазерном принтере. На оборотной стороне кто-то черной ручкой написал: 7/31.

Я уже сворачивал их, чтобы убрать в карман, когда услышал, как в замке поворачивается ключ.

Я подошел к двери мастерской и прислушался. Два шага, мгновение потрясенной тишины, и голос Бо, который тихонько выругался. Он пнул что-то ногой, и я услышал звон. Керамический череп в розовом сомбреро подкатился к моим ногам и остановился, ухмыляясь.

Выйдя из тени, я увидел, что Бо стоит, поставив ногу в сапоге из кожи ящерицы на перевернутую подставку, и изучает причиненный ущерб. Его красно-желтого цвета лоб с залысинами, отлично гармонировал с рубашкой.

Я откашлялся, и Бо отскочил назад примерно фута на три.

— Ах! — выдохнул он и, движимый каким-то диковинным инстинктом, схватился за свой хвостик и попытался оторвать его от головы.

Когда он меня узнал, он не то чтобы расслабился, но на его лице священный страх сменился раздражением. На мгновение мне показалось, что он сейчас на меня набросится.

— Какого черта… — начал он.

— Ты ожидал увидеть здесь прекрасную деву? — поинтересовался я. — Похоже, у тебя выдалось беспокойное утро.

— Какого черта ты здесь делаешь? — выговорил Бо, на сей раз громче.

— Ты думал, я кто — минуту назад, Бо? Ты чуть в штаны не наделал.

У него дернулся уголок глаза.

— А ты сам как считаешь, мистер Умник? Я возвращаюсь с ленча и вижу, что ты разгромил мою галерею. Как я, по-твоему, должен себя вести?

— Так, будто ты все прекрасно понимаешь, — ответил я. — И готов мне рассказать, какое это имеет отношение к Лилиан.

Бо принялся меня поносить, а потом совершил ошибку — подошел ко мне и толкнул в грудь.

— Где, черт тебя подери, ты…

Прежде чем закончить предложение, он уже сидел на полу, и по слезам у него на глазах я понял, что его яйца довольно чувствительно ударились о каменные плитки. Я поставил ногу на его левое колено и надавил, достаточно сильно, чтобы помешать встать.

— Ох-м-м, — произнес он.

— Лилиан пропала, — сообщил ему я. — Теперь же кто-то разгромил ее студию.

— Мою студию, — поправил меня Бо, вложив в два слова невероятное количество ненависти.

Я немного сильнее надавил на его колено.

— Господи! — вскричал он. — Ты вломился в мою галерею, напал на меня и обвиняешь в том, что принцессочка от тебя слиняла… оставь меня в покое!

— Лилиан не доехала до Ларедо, — сказал я ему. — Не думаю, что она вообще туда собиралась. И сейчас я пытаюсь понять, действительно ли она оставила тебе сообщение в понедельник утром, или ты мне соврал. Я хочу знать, Бо.

Следует отдать ему должное, напугать его оказалось не так просто. Впрочем, возможно, он просто не боялся меня. Вены у него на шее стали такого пурпурного цвета, что, по моим представлениям, должны были вот-вот лопнуть, но голос прозвучал ровно.