Город стекла

– Селин наложила на себя руки… – Клэри вспомнила рассказа Аматис. – Из-за козней Валентина?

Джослин покачала головой:

– Если честно, я так не думаю. Стивен погиб во время рейда, и Селин вскрыла вены. Она была на восьмом месяце… – Джослин помолчала. – Ее нашел Ходж, а Валентин заметно расстроился из-за гибели всей семьи. Пропал из дому почти на день и вернулся заплаканный. Его горю я обрадовалась: отвлеченный, Валентин точно не раскрыл бы наш заговор. К тому времени я начала опасаться, как бы он не заподозрил меня и не начал пытать: сколько еще заговорщиков? много ли я узнала и выдала? Мне вряд ли хватило бы сил пережить пытки. Со своими страхами я пошла к Феллу. Маг приготовил зелье…

– По рецепту из Белой книги? Вот зачем зелье и антидот… Как книга оказалась в библиотеке Вэйландов?

– Я укрыла ее среди прочих книг во время званого ужина. – Губ Джослин коснулась тень улыбки. – Люку ничего рассказывать не стала: он отверг бы саму идею погрузить меня в магический сон. Остальные знакомые состояли в Круге. Я послала сообщение Рагнору. Он собирался уехать из Идриса, а когда вернется – не предупредил. Рекомендовал писать письма. Кто передавал их? Человек, ненавидевший Валентина достаточно сильно, чтобы сохранить мою тайну. Я написала Мадлен о планах и объяснила, что разбудить меня может Рагнор Фелл. Ответа не пришло, однако Мадлен точно прочла послание. Большего мне не требовалось.

– А вторая причина? – напомнила Клэри. – Ты сказала, что осталась с Валентином по двум причинам. Первая – Восстание. Какая вторая?

В широко раскрытых глазах матери она видела одновременно усталость и живой блеск.

– Клэри, ты разве еще не догадалась? Я забеременела второй раз. Тобой.

– О… – тихонько ответила Клэри, вспоминая слова Люка: дескать, Джослин тогда вынашивала второго ребенка. – Разве не потому тебе захотелось бежать поскорее?

– Та к и есть. Только я не могла бежать. Валентин сделал бы все возможное и невозможное, чтобы вернуть меня, потому что я принадлежала ему. И может быть, я позволила бы владеть собой, однако владеть дочерью не дала бы. – Джослин откинула с усталого лица волосы. – Имелся лишь один способ навсегда отгородить тебя от отца. Его смерть…

Лицо Джослин выглядело очень усталым и в то же время излучало ярость.

– Сама убить Валентина я не могла – рука не поднималась – и от души надеялась, что он сгинет во время Восстания. Когда поместье сгорело, я думала, надежды сбылись. Столько раз твердила себе: Валентин с Джонатаном погибли в огне. Хотя кого я обманывала… Единственным шансом показалось стереть тебе память, превратить свою дочь в примитивную и спрятать в их мире. Теперь-то ошибка ясна. Надеюсь, ты меня простишь, Клэри. Не сейчас, так потом.

– Мам. – Клэри прокашлялась. Последние десять минут она чуть не плакала. – Все хорошо, только… одного не пойму. – Она сжала кулаки, комкая полы плаща. – Я кое-что знала о том, как Валентин поступил с Джейсом… то есть Джонатаном. Ты говоришь о нем как о чудовище. Джейс не такой. Мам, он совершенно другой. Ты бы видела его хоть раз…

– Клэри. – Джослин взяла дочь за руки. – Есть еще кое-что. Я больше не таю от тебя ничего, лжи не осталось. Однако есть вещи, о которых я прежде не знала сама. Правда, которая может быть очень нелегкой.

Что может быть страшнее рассказанного? Прикусив губу, Клэри кивнула:

– Продолжай. Я хочу знать.

– Доротея передала, что в городе видели Валентина, и я моментально догадалась: муж пришел за мной. За Чашей. Надо было бежать, спасаться, но я никак не могла раскрыть причину побега тебе. Клэри, я не виню тебя за побег в ту ужасную ночь. Я порадовалась, когда твой отец… Валентин и его демоны не застали тебя в нашей квартире. Они уже ломали дверь, и мне хватило времени лишь выпить снадобье… – Голос матери звенел от напряжения. – Валентин не бросил меня умирать. Отнес к Ренвику и чего только не перепробовал, желая разбудить. Я словно погрузилась в сон и одновременно с тем чувствовала близость Валентина. Он вряд ли догадывался о моем истинном состоянии и все же сидел у кровати. Говорил.

– Говорил? О чем?

– О прошлом. О браке. Как любил меня, а я предала его. Как не любил никого после… Наверное, то была правда, как и остальное. Только мне муж поверял свои чувства, сомнения, вину, и вряд ли после меня сыскалась хоть одна женщина, которой он бы раскрылся. Он выговаривался, хотя и понимал, скорее всего, что не должен. Не обманывай себя, он не каялся в том, как создал из тех бедняг отреченных или как планировал расправиться с Конклавом. Он говорил о Джонатане.