Слабая женщина, склонная к мелонхолии

Ася последний раз внимательно посмотрела в серьезные, спокойные, даже несколько печальные глаза автоматчика, отвернулась и шагнула в палату. На пороге оглянулась — автоматчик смотрел на нее и улыбался от уха до уха, блестя прищуренными глазами и по-детски морща пересеченный давним шрамом нос. Да нет, нормальный парень, Светке просто что-то показалось… Ася удовлетворенно кивнула с выражением лица типа «так будет с каждым», вошла в палату и закрыла за собой дверь.

Со вчерашнего дня в палате кое-что изменилось. Остались только две железные кровати. Диван был сложен, постельные принадлежности с него исчезли. На свое законное место вернулось одно кресло. В кресле сидела баба Женя, вязала крючком тонкое кружево и что-то полушепотом говорила Гонсалесу. Гонсалес с интересом слушал и делал испуганные глаза. Испуганный глаз. Правый. Левый-то у него был залеплен марлевым квадратом. При появлении Аси баба Женя торопливо полезла из кресла, встала по стойке «смирно» и с довольствием доложила звонким пионерским голосом:

— Ася Пална! За время вашего отсутствия никаких безобразных происшествий не произошло! Мальчиков я всех накормила! Кушали хорошо! Особенно вот этот, больной жулик. А я вяжу из катушечной ниточки, она гладенькая, от нее никакого мусору, так что Светлана Алексеевна разрешила.

— Баба Женя, я не жулик, говорил ведь уже… — Гонсалес поднялся с кровати и шагнул к Асе. — Привет, командир. Что, веснушки сегодня не пудрила? Или я вижу лучше, чем вчера?

— Вы видите точно так же, как видели всю жизнь, — официальным голосом сказала Ася. — Не думаю, что лучше. Надеюсь, что не хуже… Больной, сядьте, пожалуйста, я хотела бы посмотреть ваш глаз.

— Я уже во как насиделся! — Гонсалес коротко рассмеялся, вдруг протянул руки, взял Асю за плечи, развернул к окну, наклонился и близко заглянул ей в лицо. Удивленно сказал: — Правда серые… А вчера черные были.

Баба Женя всполошилась, подскочила к Гонсалесу, дернула за рукав, испуганно зашипела:

— Убери руки! Ишь, чего учудил — Асю Палну руками трогать! Совсем страх потерял!

— Отпусти доктора, будь так любезен… — Тугарин говорил подчеркнуто вежливо, но тон у него был откровенно угрожающий. — А то сейчас к койке пристегну.

Гонсалес опять коротко рассмеялся, отпустил Асю, отступил к своей кровати, сел и насмешливо спросил:

— Командир, чего они все тебя так боятся? Может, ты родня начальника всей местной ментуры?

— Может быть, может быть… Об этом надо у тети Фаины узнать. А кто у нас начальник?…

Она не думала о том, что говорит. Она думала о том, что Гонсалес уже без наручников. А она сразу и внимания не обратила. Ну да, чего удивительного — больной без наручников? Больной в наручниках — вот это удивительно. Но Гонсалес даже на носилках, говорят, лежал в наручниках. Потом его к кровати приковывали. Потом Тугарин к себе его приковывал. А теперь этот опасный преступник гуляет себе свободно и хватает ее за плечи нескованными руками. Интересно, интересно… Что-то очень сильно изменилось буквально за последние сутки. Кажется, Тугарин собирался ей что-то сообщить, но сказал, что это не телефонный разговор. Наверное, что-то новое в их расследовании. Тогда при чем здесь она? Похоже, не только Светка хочет втравить ее во все это…

Она смотрела правый глаз Гонсалеса — все в порядке, щупала синяк вокруг глаза — ничего страшного, опухоли уже почти нет, осторожно заглянула под повязку на левом глазу — все-таки Плотников гений, не будем скрывать, — а сама все время думала о том, что могло измениться за последние сутки… Поэтому совершенно не уловила смысла того, что сказал Гонсалес. Виновато переспросила:

— Простите, что вы сказали? Я немножко отвлеклась и не поняла… Повторите, если не трудно.

— Я не знаю, кто у вас начальник, — повторил Гонсалес с непонятным выражением. — Я же не местный. Я только его заместителя знаю. Дядю Сережу… э-э… Сергея Матвеевича Панеева. Вы его знаете?

— Он у нас лечился? Нет, что не оперировали — это точно. Я бы помнила…

— Не было у нас такого, — подала голос баба Женя. — Я бы тоже помнила.

Гонсалес оглянулся на нее, заметно помрачнел и безо всякой связи с темой разговора с досадой сказал:

— И отец что-то долго не идет… Скорее всего — завернул к каким-нибудь друзьям. Вот бы совсем некстати…

— Идет отец, идет, — успокоил его Тугарин. — Никуда он не заворачивал, не беспокойся. Его наши встретили, уже сюда везут. Минут через десять будут. Только ты имей в виду: я при вашей встрече присутствовать должен… Ася Пална, я у вас спросить хотел… То есть сказать кое-что. То есть попросить глаза у меня посмотреть. Что-то они красные какие-то. И режет, как песок насыпан.