Домработница царя Давида

— Здравствуйте, Анечка. Ну что же вы такие тяжести носите? Хорошо, что я здесь оказался. Вы сейчас домой?

Ваську он как будто вообще не замечал.

— Домой, — растерянно сказала Аня. — То есть к Давиду Васильевичу. А как вы здесь оказались? Вы к Алине хотели, да? Там что-нибудь… не в порядке?

— Всё там в порядке, — уверил её Евгений Михайлович. — Вы же от неё сейчас? Ну вот, сами могли убедиться. Я у знакомых был, здесь недалеко. Смотрю — вы опять с мешком. Решил подвезти. Вы ведь не против? Ну, садитесь скорее.

— Это кто? — неприязненно спросил Васька. — Резидент? Или так, шестёрка из перевербованных?

Ну, вот на редкость противный этот Васька!

— Евгений Михайлович, не обращайте внимания, — сердито сказала Аня. — Это племянник Давида Васильевича. У него всегда такая манера поведения. Не понимаю, почему. Он в Англии учится.

— А, это многое объясняет, — врачебным голосом сказал Евгений Михайлович, усаживая Аню в машину и захлопывая дверцу. — Англия — это такая причина, которой можно объяснить практически всё… Вы, молодой человек, можете обращаться ко мне в случае чего.

— Евгений Михайлович врач, — объяснила Аня, глядя в открытое окошко машины на стоящего столбом Ваську. — Евгений Михайлович психиатр. Очень хороший. Нет ни одного больного, которого он не сумел бы вылечить.

— Которого сумел бы — тоже нет, — пробормотал Евгений Михайлович, круто разворачивая машину в узком переулке. — А что, Анечка, вы думаете, что племянник великого Давида не совсем здоров?

— Точнее — совсем нездоров… — Аня оглянулась, увидела, как у стоящего столбом Васьки вытягивается и стремительно краснеет лицо, и не без удовлетворения сказала: — По крайней мере, патология сосудистой системы у него точно имеется… Евгений Михайлович, а почему вы назвали Давида Васильевича великим?

— Вы разве не знаете? — удивился Евгений Михайлович. — Давида по-другому уже сто лет не называют. Великий! Это без дураков, действительно заслужил. Он великий хирург, пока оперировал — к нему просились, как к господу богу. Чудеса творил, это правда. Из его учеников двое тоже чудеса творят, но всё равно никто не сравнялся. А когда перестал оперировать — я думал, что в психиатрии пациентов прибавится. Многие и правда могли с горя свихнуться. Особенно те, кто очереди ждал…

— Ну, ведь не до ста лет ему работать, — возразила Аня. — Каждый имеет право на заслуженный отдых. Ему ведь уже семьдесят как-никак… А на пенсию положено выходить в шестьдесят.

— Да при чём тут пенсия! Если бы не перелом, он бы до сих пор оперировал… — Евгений Михайлович подумал и поправился: — Он бы до ста лет оперировал. А потом — ещё сто лет. Великий Давид! Ему руку его же ученики чинили. Длинная операция, тяжёлая, осколочный перелом, мышцы порваны, нервы задеты… Потом признавались: не верили, что рука хоть как-то шевелиться будет, хоть просто чтобы жить не мешала…

— Какая рука? При чём здесь рука? У него же нога сломана! — растерялась Аня.

— Может быть, — довольно равнодушно согласился Евгений Михайлович. — Но нога ему не мешала бы. А с такой рукой оперировать уже нельзя. Хотя хорошо восстановился, говорят, через пару лет даже на пианино играл. Но оперировать ни разу не решился. Почти пятнадцать лет не оперирует.

— Так это он давно руку сломал! — поняла Аня. — А как это получилось, вы не знаете? Неужели опять с лошади упал?

— В аварию попал, — объяснил Евгений Михайлович. — Я особых подробностей не знаю, я тогда студентом был, на практике после второго курса. С практикантами особо не разговаривают, если только случайно что-нибудь услышишь… Я так понял, что его машину грузовик сбил. Где-то за городом, далеко, даже «скорая» не сразу добралась. Жена и две дочки — сразу насмерть, а Великого Давида успели довезти.

— А я всё думаю: почему он один? — пробормотала Аня. — Жена и дети… какой кошмар.

— Да дети уже взрослые были, — уточнил Евгений Михайлович. — Лет по двадцать с чем-то. Говорят, одна как раз замуж собиралась.

— Евгений Михайлович, а почему вы его не любите? — помолчав, спросила Аня.

— С чего вы это взяли?!

Аня не ответила. Она и сама не знала, с чего это взяла. Просто видела это. Чувствовала. Хотя и эти слова не слишком точно передавали её ощущения. Просто знала — и всё. С ней довольно часто так бывало: ничего не анализируя, не располагая фактами и не вникая в причинно-следственные связи, она точно знала, что люди чувствуют и как относятся друг к другу. Сейчас она точно знала, что Евгений Михайлович не только плохо относится к царю Давиду, но и рассердился на неё, Аню. Вечно она лезет ко всем с неуместными вопросами. Никакой социальной адаптации.