Домработница царя Давида

— Стой, — приказал царь Давид. — Не мельтеши. Повернись. Очень хорошо. Почему босиком? Сюда надо хорошие туфли, да? И сумку хорошую надо. Но это ты сама должна выбрать. Завтра съездим, да? А так — молодец. Я доволен…

— Какие туфли? — испугалась Аня. — Какая сумка? У меня всё есть! И завтра я не могу, у меня ещё две распечатки не вычитаны…

— Уволю, — ласково пообещал царь Давид.

Аня не поверила, но всё-таки замолчала и пошла опять переодеваться.

В этот вечер она примеряла ещё один халат — обыкновенный, сатиновый, не очень длинный и не очень яркий, вполне пригодный для работы по дому, — невероятной ширины длинную чёрную шёлковую юбку с белой маленькой блузкой и серый брючный костюм офисного вида. Судя по всему, царь Давид был очень доволен, и Аня не решилась сказать, что ничего из всего этого шестого пункта, не считая сатинового халата, ей, скорее всего, никогда не пригодится. Деньги на ветер… Она ничего не понимала в известных фирмах и знаменитых именах, но подозревала, что итальянские и французские этикетки на вещах — это не подделка. И чувствовала страшную неловкость, потому что была уверена, что шестой пункт не предусматривал итальянских и французских этикеток. Юридический Изя в связи с шестым пунктом говорил только о рабочей одежде, постельном белье, полотенцах и резиновых перчатках, если она правильно запомнила…

— Ух, хорошо, — сказал царь Давид, когда дефиле наконец-то закончилось. — Давно я так не развлекался. Аня, почему не радуешься? Все девочки тряпкам радуются, а она не радуется… Тебе что-нибудь не понравилось? В следующий раз сама будешь выбирать. Завтра съездим. Посмотрим, что ты сама выберешь.

— Завтра я не смогу, — решительно сказала Аня. — Мне завтра в типографию надо. А я ещё ни одной рукописи не дочитала. И обед завтра надо готовить. А я даже не знаю, что готовить, вы ничего не говорите, а у меня сомнения… Я же не знаю, что вы любите. Кроме грузинской кухни любите что-нибудь?

Как она и надеялась, большой знаток всяческих кухонь царь Давид с готовностью отвлёкся от тряпочных тем и битый час с удовольствием рассказывал ей, какие блюда в каких ресторанах каких столиц ему доводилось пробовать. А Аня с удовольствием слушала, даже не думая о том, что время идёт, а вёрстка не читается. Ничего, всё успеется. Ей нравилось слушать царя Давида, и ещё нравилось, что ему нравится рассказывать, и вообще ей всё нравилось… Всё было непривычно, всё было неожиданно и странно, всё было не так, как она представляла. За эти дни она устала от событий, от новых лиц, от новых разговоров, от нового ритма жизни. Аня однажды вычитывала работу по психологии и запомнила, что автор называл такую усталость стрессовым состоянием в результате ломки стереотипов. У многих ломка стереотипов даже вызывает серьёзные заболевания. Аня не боялась серьёзных заболеваний. Она с холодным ужасом вспоминала те стереотипы, в которых жила последние годы, и своими руками готова была бесповоротно ломать их — все до одного.

— Ты устала, — сказал царь Давид, прерывая описание какого-то невиданного блюда. — Наверное, ты не привыкла так много говорить и слушать? Ну, иди, почитай. Или что ты обычно в такое время делаешь? Делай что хочешь. Не обращай на меня внимания. Я всегда много говорю, ты потом привыкнешь. Я тоже немного почитаю — и спать пойду. А завтра мы с тобой будем делать окрошку. Ты против окрошки ничего не имеешь? В такую жару ничего лучше не бывает. Я тебя научу настоящую окрошку делать. Иди, иди, я ещё долго бродить буду. Старость прогоняет сон…

Царь Давид неторопливо побрёл к своему кабинету, заметно прихрамывая, и Аня тоже неторопливо побрела в свою комнату, на ходу размышляя о ломке стереотипов и горячо надеясь на то, что по крайней мере один стереотип уже сломался раз и навсегда: она по вечерам уже давно не прислушивается к тому, когда хлопнет входная дверь, совершенно не думает, одобрит или нет царь Давид её стряпню, и совсем не боится ворочаться на своём прекрасном ложе — её прекрасное ложе не скрипит, не трещит и не имеет обыкновения посреди ночи рушиться на пол, как та проклятая раскладушка, на которой она спала последние два года.

Ну, и как после этого не верить предсказанию Алининого глюка о грядущем счастье? Правда, грядущее счастье Аня представляла не очень ясно. Точнее — никак не представляла. Да бог с ним, с грядущим. И настоящего было вполне достаточно.

Глава 8

Царь Давид сердился. Аня уже знала, что все эти крики и угрозы, сверкание глазами и размахивание руками, которых она так боялась в первые дни, совершенно ничего не значат. А вот когда царь Давид становился тихим — это был верный признак того, что он сердится.