Сломанные крылья

Вот. Его шаги. Надя закрыла глаза и сквозь ресницы наблюдала, как он озабоченно взглянул на нее, как вынул из пакета гроздь винограда и пошел в ванную мыть. Ну до чего смешной, трогательный парень! Столько времени в дом ходит, неужели не понял, что родители для нее Луну купить могут, только бы она не лежала тут, как старая, подыхающая кляча?!

Никита вернулся с вазочкой, в которой лежал вымытый виноград, поставил на столик, сел на стул и закручинился, как принц из сказки. Он никогда не принимал нарочитых поз, не следил за выражением своего лица и тем впечатлением, которое он производит на других. Но всегда – в любом настроении, с любым выражением, в любой ситуации – был красивее всех людей, вместе взятых. По крайней мере, для Нади. Она по-прежнему притворялась спящей, но уже напряженно думала. Пора делать с его помощью первые шаги, выбираться из дома, но настолько продуманно, чтобы не поколебать его убежденности в том, что без него ей конец. И нужно послать водителя с какой-то суммой на почту к Лене. Никита явно пропускает занятия, может, ему уже некогда подрабатывать по вечерам. Их жизнь в ее присутствии должна непременно улучшаться, а не наоборот.

– Здравствуй, – томно произнесла она. – Ну до чего же ты чуткий. Мне ночью снился виноград. Я даже вкус чувствовала.

– Привет. Вот и съешь его сразу. Это же витамины. Я пытался посчитать вчера, сколько дней ты уже лежишь, – не получилось. Но очень много. Так можно ходить разучиться.

– Понимаешь, сил все еще нет. Лежать проще, чем ползать, держась за стены.

– При чем здесь стены? За меня подержишься.

– Тебе только этого не хватает.

– Кто знает, может, и не хватает. Я себя уже просто сожрал из-за собственной беспомощности. Олю не нашел, с похитителями ее не расправился, на что я самому себе нужен? А ходить тебя научить – это дело. Захотим – получится.

– Да, наверное. Но знаешь, я до ванной уже сама добираюсь. Не хотелось бы, чтобы ты видел, как. Ты посиди в гостиной, я чуть-чуть сполоснусь.

Когда Никита вышел, Надя нормальным шагом прошла в ванную, пустила сильную струю прохладной воды, села под ней и горько, отчаянно зарыдала. Ей хотелось голову о мрамор разбить. Он готов во всем помогать ей, но только потому, что не нашел свою распрекрасную Олю. А так – забыл бы о ней, пусть ее хоть парализует, пусть ноги у нее отвалятся.

Когда Никита постучал в дверь, Надя бессильно лежала на кровати. У него в руках был поднос: кофе, тосты. Мама небось всучила. Стелла, конечно, давно заметила Надины ночные пиршества на кухне.

– Кофе, – сказала Надя. – Я уже забыла его вкус. Спасибо. Я выпью. – Она откинулась на подушки. – Только сначала скажи: почему ты ко мне приходишь, помогаешь? Что это? Жалость? Благодарность? Или доброту свою мне, как нищему на паперти, подаешь?

– Зачем ты спрашиваешь? Да еще с такой обидой. Все просто. Мы не чужие люди. Несчастья нас сблизили. Я тебя в беде оставить не могу.

Надя закрыла глаза, из-под ее ресниц выкатились крупные слезы. Что он с ней делает, этот парень? Она может хитрить, обманывать, но правда в том, что отказаться она от него не может. Ей после этого жизнь будет не нужна. Но он сказал лучше и больше, чем она ожидала. Она ждала всего лишь слова «благодарность». А он сказал: «не чужие люди», «в беде оставить не могу». Что ж она ревет как заведенная? У нее, можно сказать, сегодня праздник!

* * *

Виктор просто вытолкал свою мать из погреба и встал перед Ольгой. У нее кончились слезы, стоны, крики. Она с трудом открыла опухшие глаза и посмотрела ему в лицо:

– Где он?

– За городом. Я выбрал лучший дом. Там бездетная пара. И богатая. Я позвонил в дверь. Его сразу взяли.

– Да? – прошептала Оля. – Моего сына сразу взяли чужие люди? Он валялся у них под дверью? И что они с ним сделают?

– Может, себе оставят. Может, пристроят. Сейчас это не проблема.

– Сейчас и в колодце утопить – не проблема. Зачем ты его забрал? Он подарил мне жизнь, украденную тобой. Зачем ты забрал?!

– Ты пойми, ребенку здесь было бы плохо. Нет условий. Могут услышать, как он плачет.

– Ребенку хорошо там, где я. У меня молоко. Он бы окреп, подрос. Мы могли бы с ним дождаться, когда ты подохнешь, скотина, – тихо и четко проговорила Оля. – У него жизнь впереди. А с твоими грехами сгорают в аду до смерти.

– Ты что говоришь! – Виктор сжал рукой подбородок Оли. Он хотел ее ударить, нет, избить, но опять наткнулся на бесстрашный, ненавидящий взгляд и попятился. Не ведьма ли она? Сколько страданий он из-за нее принимает.