Сломанные крылья

– Это вы? – в ужасе спросила она. – Но зачем вы это делаете? Отпустите меня. Мне нечем дышать.

– Расслабься. Все будет хорошо.

Ничего более отвратительного и страшного, чем то, что произошло потом, в жизни Оли не было. Омерзительный человек, который издавал какие-то звуки удовольствия, насилие, замкнутое пространство, из которого ни один крик о помощи не дойдет до людей. Собственное бессилие. Отчаяние и ужас.

Потом, когда он ушел, она с трудом добрела до бочки с водой, из последних сил попыталась смыть с себя следы чудовищного преступления против ее нежной женской сути, доползла обратно, свернулась плотным клубочком и впервые заплакала. Теперь она не просто жертва маньяка, она навсегда испачкана, ей никогда не оправдаться перед Никитой. Господи, она позволила себе вспомнить Никиту! Неужели надеется выжить и увидеть его? Увидеть. Вновь испытать счастье. Если бы она что-то придумала, если бы она освободилась… Она бы даже не подошла к нему. Она бы смотрела, как он идет, а потом опустилась бы на колени и гладила его следы. Даже старое одеяло под ней было мокрым от слез. Но они помогли ей уснуть, увидеть настоящий сон. Никита поднимал ее своими сильными руками и шептал на ухо: «Олечка, девочка моя, девочка-припевочка».

Когда Оля проснулась утром, перед ней стоял Виктор.

– Назови меня по имени, – потребовал он.

– Вася, – спокойно сказала она.

Он наклонился и поцеловал ее в губы, она скрыла отвращение.

– Я принес тебе молока, хлеба, яблоко. Поешь.

Оля кивнула. У нее появилась тайна. Здесь и сейчас она узнала ненависть. Она попробует выжить. Она поняла в эту ночь, что дорога этому подонку, как любимая игрушка. Она решила отобрать себя у него. Только бы сил немного набраться.

* * *

Никита, как всегда во сне, звал Олю. Лена погладила его по лбу. Он уже не такой неподвижный и бледный. Немного ест, иногда даже улыбается. Нужно попросить врача, чтобы его оставили в отдельной палате, она уже взяла отпуск за свой счет и могла бы его выхаживать. Только как это все делается… с деньгами? Как их предлагают? Сколько? А если откажутся? Это же муниципальная больница.

После утреннего обхода завотделением кивнул Лене:

– Давайте выйдем.

– Я хотела вам сказать… – начала Лена в коридоре.

– Потом, – прервал ее доктор. – Состояние вашего сына сейчас можно определить как средней тяжести. Сегодня будем переводить в общую палату.

– Доктор, а не переводить нельзя? Он морально очень подавлен. Я же говорила, горе у него, а там люди незнакомые.

– Нет, нельзя. У нас много таких больных.

– Подождите, пожалуйста, вот, посмотрите, не знаю, сколько это стоит, но нам помогли.

Лена потянула на ладонях всю пачку денег, которую привезла Надя. Врач поднял брови.

– Хорошо, оставайтесь на коммерческой основе. Потом оформим.

Врач взял немалую часть купюр и положил в карман халата. В это время из лифта вышла Надя и радостно бросилась к Лене:

– Как дела? Что врачи говорят? Я вот фрукты, соки привезла, икру черную. Доктор, ему можно?

– Вне всякого сомнения. При таком уходе наши прогнозы, пожалуй, можно скорректировать в лучшую сторону.

– У вас были плохие прогнозы? – снисходительно осведомилась Надя.

– Реальные. А у вас, девушка, не имею чести знать имени?

– У меня плохих прогнозов не бывает. У меня или врачи никудышные, или денег им мало дали. Лена, вы расплатились за лечение?

– Я… Мы с врачом этот вопрос сейчас решали.

– Теперь врачу нужно решать только один вопрос: как Никиту с этой паршивой койки поднять. Я, конечно, не медик, но мне так кажется. Извините, что вмешалась в разговор. Пойду в палату.

Никита удивленно смотрел, как деловито раскладывает на его тумбочке продукты высокая девушка с прямыми каштановыми волосами. Определенно, он ее уже здесь видел.

– Удивляешься? – перехватила его взгляд Надя. – На всякий случай объясняю: я – не мать Тереза. Я просто дочь школьной подружки твоей мамы.

– Но у мамы нет подружки с такой дочерью.

– Еле дышит, а уже такой умный. Значит, я дочь подруги коллеги твоей матери. А вообще, тебе не все равно?

– Не знаю. Может, и так. Как тебя зовут?

– Надежда. А тебя Никита, чтобы ты не напрягался попусту. Я тебе не помешала?

– Да нет. Как мне можно помешать?

– Может, ты один страдать хочешь?

– Круто. Нет, ничего, я найду время. Ты, я вижу, в курсе.