Цинковые мальчики

…Перед первым боем включили Гимн Советского Союза. Говорил замполит. Я запомнил, что мы на один час опередили американцев и дома нас ждут как героев.

Как я буду убивать, я себе не представлял. До армии занимался велоспортом, мускулы себе накачал такие, что меня боялись, не трогал никто. Я даже драки не видел, чтобы с ножом, кровью. Тут мы ехали на бэтээрах. До этого из Шинданда в Герат нас везли автобусом, ещё один раз выезжал из гарнизона на ЗИЛе. На броне, с оружием, рукава закатаны до локтя… Было новое чувство, незнакомое. Чувство власти, силы и собственной безопасности. Кишлаки сразу стали низкими, арыки мелкими, деревья редкими. Через полчаса так успокоился, что почувствовал себя туристом. Разглядывал чужую страну – экзотика! Какие деревья, какие птицы, какие цветы. Колючку первый раз увидел. И про войну забыл.

Проехали через арык, через глиняный мостик, который, к моему удивлению, выдержал несколько тонн металла. Вдруг взрыв – в передний бэтээр ударили в упор из гранатомёта. Вот уже несут на руках знакомых ребят… Без головы… Картонные мишени… Руки болтаются… Сознание не могло сразу включиться в эту новую и страшную жизнь… Приказ: развернуть миномёты, «васильки» мы их звали – сто двадцать выстрелов в минуту. Все мины – в кишлак, оттуда стреляли, в каждый двор – по нескольку мин. Своих после боя по кускам складывали, соскребали с брони. Смертных медальонов не было, расстелили брезент – братская могила… Найди, где чья нога, чей кусок черепа… Медальона не выдавали… Вдруг в чужие руки попадут… Имя, фамилия, адрес… Как в песне: «Наш адрес не дом и не улица, наш адрес – Советский Союз…» А война необъявленная. Мы были на войне, которой не было…

Возвращались молча. Как из другого мира. Поели. Почистили оружие. Тогда стали говорить.

– Косячок забьёшь? – предлагали «деды».

– Не хочу.

Я не хотел курить, боялся, что не брошу. К наркотикам привыкаешь, нужна сильная воля, чтобы бросить. Потом все курили, иначе не выдержишь. Было бы наркомовских сто грамм, как в ту войну… Не полагалось… Сухой закон… Надо снять напряжение, чем-то компенсировать затраты… Забыться… В плов сыпали, в кашу… Глаза – по полтиннику… Ночью видишь, как кошка. Лёгкий, как летучая мышь.

Разведчики убивают не в бою, а вблизи. Не автоматом, а финкой, штыком, чтобы тихо, неслышно. Я быстро научился это делать, втянулся. Первый убитый? Кого близко убил? Помню… Подошли к кишлаку, в бинокли ночного видения заметили: возле дерева светит маленький фонарь, стоит винтовка, и он что-то откапывает. Я отдал товарищу автомат, сам приблизился на расстояние прыжка и прыгнул, сбил его с ног. Чтобы не кричал, затолкал в рот чалму. Нож с собой не взяли, тяжело нести. Был у меня перочинный ножик, которым консервные банки открывали. Обыкновенный перочинный ножик. Он уже лежал… Оттянул за бороду, волосы крепкие – и перерезал горло… Кожа натянулась… Легко. Крови насмотрелся…

Был я на должности старшего разведчика. Выходили обычно ночью. С ножом сидишь за деревом… Они идут… Впереди – дозорный, дозорного надо снять. Снимали по очереди… Моя очередь… Дозорный поравнялся с тобой, чуть пропустишь и прыгаешь сзади. Главное – схватить левой рукой за голову и горло вверх, чтобы не крикнул. Правой рукой – нож в спину… Под печень… И проткнул насквозь… У меня потом был трофей… Японский нож, длина – тридцать один сантиметр. Этот легко в человека входит. Поёрзает и упадёт, не вскрикнет. Привыкаешь. Психологически не так было трудно, как технически. Чтобы попасть в верхнюю косточку позвоночника… В сердце… В печень… Каратэ учились. Скрутить, связать. Найти болевые точки – нос, уши, над веком, – точно ударить. Ткнуть ножом надо знать куда…

Один раз что-то внутри сдало, щёлкнуло. Стало жутко. Прочёсывали кишлак. Обычно открываешь дверь и раньше, чем войти, – бросаешь гранату, чтобы на автоматную очередь не наскочить. Зачем рисковать, с гранатой вернее. Бросил гранату и захожу: лежат женщины, двое мальчиков побольше и один ребёнок грудной. В какой-то коробочке… Вместо коляски…

Чтобы не сойти сейчас с ума, надо себя оправдывать. А если это правда, что души убитых смотрят на нас сверху?

Я вернулся домой, я хотел быть хорошим. Но иногда у меня появляется желание перегрызть горло. Я вернулся слепой. Пуля снесла сетчатку с обоих глаз. Вошла в левый висок, в правый вышла. Различаю только свет и тени. Но тех, кому надо перегрызть горло, я знаю… Кому жалко камня на могиле для наших ребят… Кому не хочется давать нам квартиры: «Я вас в Афганистан не посылал…» Кому нет до нас дела… Во мне все кипит, то, что было. Если бы у меня забрали прошлое? Нет, не отдам. Я только этим живу.