Инферно

Сегодня я внесу ясность в поэзию, думал Лэнгдон, надеясь быстро разыскать в тексте указание на определенное место во Флоренции — место, где Игнацио спрятал посмертную маску Данте.

Крохотный экран айфона показывал всего лишь шесть строчек за раз и как только Лэнгдон начал читать, он вспомнил отрывок. Во введении к Песни 25 Данте ссылается на Божественную комедию, принесшей ему физические страдания и выражает надежду, что все-таки его божественная поэма сможет преодолеть волчью жестокость изгнания, которая отделяла его от его настоящей Флоренции.

ПЕСНЬ XXV

• Коль в некий день поэмою священной,
• Отмеченной и небом и землей,
• Так что я долго чах, в трудах согбенный,

• Смирится гнев, пресекший доступ мой
• К родной овчарне, где я спал ягненком,
• Немил волкам, смутившим в ней покой, —

И хотя строфа напоминала о том, что прекрасная Флоренция была домом, к которому стремился Данте во время написания Божественной комедии, Лэнгдон не увидел никакого указания на конкретное место в городе.

— Что вы знаете о плате за передачу данных? — прервала его женщина и посмотрела на свой iPhone с внезапным беспокойством. — Я просто помню, что мой сын говорил мне быть осторожнее с использованием интернета за границей.

Лэнгдон уверил ее, что это всего лишь на минуту и предложил заплатить ей, но почувствовал, что даже в этом случае она никогда не позволит ему прочитать все сто строк Песни 25.

Он быстро прокрутил вниз до следующих шести строк и продолжил читать.

• В ином руне, в ином величьи звонком
• Вернусь, поэт, и осенюсь венцом
• Там, где крещенье принимал ребенком;

• Затем что в веру, души пред Творцом
• Являющую, там я облачился
• И за нее благословлен Петром.

Лэнгдон небрежно повторил этот отрывок, явно намекая на политическую сделку, предложенную Данте его противниками. Согласно истории, «волки», которые изгнали Данте из Флоренции, сказали ему, что он сможет вернуться в город, только если согласится испытать публичный позор — предстать около своей купели перед всей паствой одетым лишь в дерюгу в знак своей вины.

В отрывке, который только что прочитал Лэнгдон, Данте отказался от сделки, объявив, что если даже он вернется в свою купель, то будет носить не робу осужденного, а лавровый венок поэта.

Лэнгдон поднял указательный палец, чтобы прокрутить текст дальше, но женщина внезапно возразила, протягивая свою руку к айфону, очевидно, желая забрать его.

Лэнгдон едва слышал ее. За секунду до того, как он коснулся экрана, его взгляд наткнулся уже во второй раз на ту же строчку текста.

• Вернусь, поэт, и осенюсь венцом
• Там, где крещенье принимал ребенком;

Лэнгдон уставился на слова, ощущая, что из-за сильного желания найти в тексте упоминание определенного места, он почти пропустил ясный намек в самых первых строчках.

• Там, где крещенье при…

Флоренция являлась родиной одной из самых знаменитых купелей в мире, которая более семисот лет использовалась для совершения обрядов очищения и крещения молодых флорентийцев — и среди них, Данте Алигьери.

Лэнгдон немедленно воскресил в памяти изображение здания, содержащего купель. Это было эффектное, восьмиугольное здание, которое во многих отношениях было восхитительнее, чем сам Дуомо. Теперь он задумался, все ли прочитал из того, что следовало прочитать.

Могло ли это здание быть местом, которое упоминал Игнацио?

Лэнгдона осенило, и прекрасное изображение из памяти материализовалось — захватывающее множество бронзовых дверей — сияющих и блестящих на утреннем солнце.

Я понял, что хотел мне сказать Игнацио.

Все долгие сомнения испарились через мгновение, когда он понял, что Игнацио Бузони был тем единственным человеком во Флоренции, который смог бы отпереть те двери.

Роберт, ворота открыты для тебя, но следует поторопиться.

Лэнгдон возвратил iPhone пожилой женщине и тепло ее поблагодарил.

Он помчался к Сиенне и взволнованно прошептал, — Я знаю, о каких воротах говорил Игнацио! О воротах Рая!

Сиенна посмотрела с сомнением. — Ворота рая? Не те, которые… на небесах?

— Вообще-то, да, — сказал Лэнгдон, изображая кривую улыбку и двигаясь к двери, — если ты понимаешь, где искать, то Флоренция — небеса.