Будешь моей мамой

— Умеешь, — уверенно возразил он. Встал, помог подняться ей, потом откинул покрывало с постели, поднял Ольгу на руки и осторожно положил, не переставая при этом все время говорить: — Ты умеешь любить. Ты очень даже умеешь любить… Я все знаю про тебя, Оленька. Я все очень хорошо про тебя знаю. Ты любишь детей, и любишь зверей, и любишь людей…

— Нет… — Она спрятала лицо в подушку и глухо произнесла, задыхаясь и всхлипывая: — Я очень не люблю… мужиков.

— Да ты что? — восхитился он, сбрасывая туфли и тихо ложась рядом с ней. — На такую удачу я даже не рассчитывал. Ты будешь любить только меня.

— Нет. — Она вскинулась, испуганно тараща глаза и пытаясь отодвинуться. — Нет, пожалуйста, нет…

— Не бойся. — Игорь спокойно обнимал, гладил по голове, близко заглядывая в заплаканные испуганные глаза.

По правде говоря, не слишком легко это было — говорить спокойно. Она была так близко, что даже со своим обычным человеческим обонянием он чуял запах ее кожи, ее волос, ее слез и ее губ… Губы у нее были сухие, горячие и испуганные.

Игорь оторвался от ее губ, заглянул в ее почерневшие от страха глаза и твердо заявил:

— Ты перестанешь бояться. Ты выйдешь за меня замуж. Ты растолстеешь, покрасишь волосы в какой-нибудь зеленый цвет и будешь пилить меня за то, что я задерживаюсь на работе. И ты будешь ревновать меня к… Катерине Петровне! А когда будешь на меня злиться, станешь забирать Чижика и уходить в свою квартиру. А я буду приходить за вами — адрес-то я знаю! Так что, как видишь, все просчитано.

Просчитано у него все… Ольга плакала потихоньку и потихоньку осознавала, что плачет она вовсе не от отчаяния, а потому, что давным-давно не плакала вот так, не пряча слез ни от кого, тем более от мужика, который просит ее выйти за него замуж. Наверное, это шампанское. Как хорошо, что она выпила целый стакан шампанского. Надо почаще пить эту гадость — и ничего не бояться, ни о чем не думать, ничего не чувствовать… Кроме ласковых больших рук, которые гладят ее голову, спину, плечи… Кто бы мог подумать, что таких больших рук можно совершенно не бояться…

— Да? — тихо спросил Игорь у нее над ухом. — Давай думай быстрее. Не так уж много времени осталось. Когда Чижик пойдет в школу, ее там спросят: а кто твоя мама? И что она ответит?

— А ведь Анну все стали Чижиком звать, — сонно произнесла Ольга. Правда, как спать хочется. Сколько ночей она уже толком не спала…

Игорь легко коснулся губами ее лба, провел пальцами по влажной от слез щеке и тихо поднялся.

— А Чижик им ответит: моя мама — Оленька, — произнес он, глядя на худенькую фигурку, комочком сжавшуюся в коконе толстого махрового халата, слишком большого для нее. И пошел к двери, пока она не проснулась и из упрямства, из-за гордыни, из-за этого своего неизвестно чего опять не ляпнула чего-нибудь совершенно неуместного — например, «нет».

— Нет…

Игорь остановился, постоял, переводя дух, медленно оглянулся… Ольга спала. Даже во сне лицо у нее было растерянное и печальное, и щеки до сих пор мокрые, и ресницы слиплись стрелками. Темные губы дрогнули, приоткрылись, и Игорь опять уловил чуть слышное, но очень категоричное:

— Нет.

Он зажмурился, тряхнул головой, стиснул зубы и вышел из комнаты, больше не оглядываясь. Нет? Ну, это мы еще посмотрим.

Глава 17

— Ну и почему я тебе должна что-то рассказывать? — Галка сидела на табурете у окна, нахохлившись, обхватив себя руками за плечи, и хмуро смотрела, как Игорь бегает из угла в угол. — Слушай, не мельтеши. Сядь куда-нибудь, а то у меня от тебя уже голова кружится.

Игорь шлепнулся в «гостевое» кресло под дубовой полкой и раздраженно отмахнулся от какого-то журнала, который тут же свалился ему на голову. Галка удовлетворенно кивнула, злорадно хмыкнула и задрала левую бровь.

— Ты еще скажи, что я в чем-то виноват, — сердито буркнул он, сдерживаясь, чтобы не вскочить и не пересесть куда-нибудь, где побезопаснее.

— Я ничего не говорю. — Галка скроила многозначительную мину, вернула левую бровь на место и задрала правую.

— Вот именно — ты ничего не говоришь! — Игорь опять начал сердиться. — Ты мне ничего не говоришь, Ольга мне ничего не говорит, никто мне ничего не говорит! Сижу тут как дурак и ничего не понимаю! Ну что мне делать, а?

— Да что хочешь, — невозмутимо посоветовала Галка.

Игорь скрипнул зубами, вскочил и опять забегал из угла в угол. И вдруг перехватил Галкин взгляд — напряженный, испытующий и, кажется, не очень доброжелательный. Господи помилуй, ну что он опять сделал не так? Чем он всем им так не нравится?