Будешь моей мамой

— А ты не забыла…

— А я не забыла. Я в больницу попала, как раз когда Ольга его из пьянки тянула. Ну и наслушалась всякого от сестер и нянечек. Сначала даже не верила — мало ли что бабы по злобе болтают. Ольга всегда такая спокойная, такая… радостная, что ли. Ну, то есть радость от нее какая-то шла. Я ведь с позвоночником лежала, боль — ужас просто, совсем помирать собралась. Меня Ольга вытащила. Ночами напролет со мной сидела, ручками своими шкуру мою растирала часами — чтобы пролежней не было. Ручки у нее какие… Эх, такой редкостной девке — и так редкостно не повезло.

— А сама она тебе что-нибудь рассказывала? — осторожно спросил Игорь.

— Да почти ничего. Про Шурку только немножко. Как им хорошо жилось и все такое. Ну и потом — что Гришка запретил и переписываться, и перезваниваться им… Знаешь, я ведь недавно туда звонила… С Шуркой хотела поговорить, может, пусть бы девчонка написала Ольге на мой адрес. А Гришкина жена бывшая заорала, что Ольга посторонний человек, что Григорий и так уже с этой больной достаточно намучился, и нечего их преследовать… В общем, я так поняла, они опять нашли друг друга. Шурку жалко, конечно. Но Ольгу жальчей — любит она Шурку, вот какие дела.

— У Ольги теперь Чижик есть.

— Угу, — одобрительно буркнула Галка. — Правильно формулируешь, молодец.

— И я у нее есть, — так же твердо сказал Игорь.

— Да? — Галка с сомнением подняла левую бровь. — А она в этом уверена?

— Не знаю. — Игорь опять полез за сигаретами. — Галь, что ж мне делать-то?

— А не знаю, — сердито отмахнулась Галка и уставилась в окно.

— И за квартиру она обиделась, кажется. — Игорь болезненно поморщился, вспомнив ползущую по щеке Ольги светящуюся в полумраке слезу. — Говорит: это еще что за подарки… Я уж и про зарплату за десять лет говорил, и про испытательный срок… Как-то у меня все не так получается, да, Галь?

— Гришка ей за всю жизнь ни разу ничего не подарил, — хмуро призналась Галка. — Ей, кажется, никто никогда ничего не дарил. Кроме матери, и та все больше что-нибудь полезное — шапочку какую-нибудь, вазочку, полотенце там… И то Гришка все из дому тащил и пропивал. А как с питьем завязал, так все себе, себе… Даже фрукты какие или там тортик — и то только для себя. И в отпуск всегда один отдыхать куда-нибудь ездил. Козел.

— Во! — оживился Игорь. — Отпуск! Что-то я давно в отпуске не был! Как думаешь, Ольге море понравится? У меня такая привязка есть! Друг в дельфинарии работает! Представляешь? Мы с Чижиком в прошлом году у него были, так Чижик до сих пор этот балдеж вспоминает. Ох, обрадуется, если поедем… Как думаешь, Ольга дельфинов полюбит?

— Дельфинов-то Ольга полюбит, — невесело улыбнулась Галка. — Насчет кого другого еще можно сомневаться… А уж дельфинов-то Ольга точно полюбит.

Глава 18

Вторую неделю в доме такая суета, что Ольга совершенно растерялась. Юг, море, дельфины — это все, конечно, хорошо. Но как-то уж очень неожиданно. Она что-то не помнила, чтобы Игорь Дмитриевич планировал эту поездку. Ее, во всяком случае, никто не предупреждал.

Похоже, он никого не предупреждал. Инга Максимовна приезжает в Семино через день — то тряпочки всякие привозит, то просто так, якобы уточнить какие-то детали, что-то спросить, о чем-то посоветоваться с Ольгой.

Ну что она может посоветовать? Она понятия не имеет, что нужно брать с собой на юг для ребенка. Даже не уверена, можно ли пятилетнему ребенку ехать на этот их дельфиний юг. Но оказывается, Чижик уже была там в прошлом году. Тогда тем более — о чем ее-то спрашивать? В прошлом году без нее как-то ведь обошлись. Ей не очень хотелось на юг. Наверное, потому, что вокруг поездки подняли столько шуму. А может, потому, что очень не хотелось уезжать из этого необыкновенного дома, где ей так необыкновенно хорошо. Каждую минуту, каждую секунду ей здесь было так хорошо, как не было никогда за всю ее жизнь. И даже сломанная нога казалась сущим пустяком и даже не неприятностью, а скорее вовремя подвернувшимся поводом для того, чтобы провести здесь еще хоть несколько дней.

А может, ей просто не хотелось трогаться с места. Хотелось забиться куда-нибудь в уголок, замереть, затаиться, чтобы никто не видел и не слышал, и закрыть глаза, и тихонечко разобраться с тем, что свалилось на нее ни с того ни с сего. Всю жизнь Ольга ощущала себя очень одинокой, а сейчас ей хотелось именно одиночества — немножко, совсем чуть-чуть, просто чтобы прийти в норму. Если, конечно, не принимать во внимание, что она, кажется, уже перестала понимать, что это такое — норма.