110  

Да, этот парень был со странностями… довольно кровавыми странностями, и эта его манера убивать людей лопатой, а потом забивать рты землей не могла не внушать омерзения. Но теперь Мигель стал думать, что таким образом Эстебан служит своей идее и, скорее всего, просто пытается побыстрее завершить опасную для семьи Эсперанса войну. Ведь гражданских лиц он никогда не трогал.

Мигель понимал, что будет вынужден арестовать его, как только в городе установится нормальная власть. Формальных поводов было два — кладбищенский вандализм и хищение. О том, что немой садовник распоряжается имуществом семьи Эсперанса, гудел весь город.

Но главное, Мигель уже изучил свежие работы герра Фрейда и понимал, что посадка семечка в рот может означать и замещение введения спермы в совсем другой орган, и когда восемнадцатилетний, определенно задержавшийся в развитии Эстебан все-таки созреет в половом смысле, может произойти самая неожиданная трансформация его и без того больного сознания. И все-таки ему было стыдно. Ведь за два года войны Мигель повидал куда более опасных монстров, и ничего — все на свободе и даже при власти.

А потом наступило 1 апреля 1939 года. Вошедший в Мадрид Франсиско Франко Баамонде официально объявил о своем полном триумфе, в городе снова появился сбежавший два года назад алькальд сеньор Рохо, а Мигель снова позабыл обо всем, кроме злобы дня.

Во-первых, у него сразу потребовали отчета обо всех незаконно проведенных реквизициях и прозрачно намекнули, что каторга Мигелю обеспечена. Во-вторых, кое-кого в городе категорически не устраивала проведенная Мигелем колоссальная работа по идентификации горожан, расстрелянных проходившими через город войсками. И теперь сеньор Рохо прямо требовал передачи лично ему в руки всех документов, хоть как-то затрагивающих интересы нашей доблестной армии и патриотов из бывшей «Испанской фаланги». И, в-третьих, все с тем же напором алькальд потребовал отдать ему все бумаги, касающиеся деятельности левых группировок, для проведения открытого и масштабного политического процесса над преступным республиканским режимом.

Мигель хорошо понимал, что это значит, — чистки шли уже по всей стране, но у него были совсем другие планы.

В начале апреля из франкистской военной прокуратуры на его имя пришло требование о помощи в поимке Сесила Эсперанса. Уже начавший вставать с постели Мигель с трудом, но добрался до комендатуры, созвонился с армейскими следователями и узнал, что Сесилу вменяется крупное хищение денежных средств и что, по оперативным данным, мошенник где-то здесь, в городе, и готовится к спешному отъезду.

Это был уникальный шанс, и хотя Мигель пока не представлял, как добиться от немого садовника свидетельских показаний, он понимал, что политических препятствий для привлечения Сесила к ответственности за убийство старшего брата теперь нет. Но вот сделать это было некому.

Полиции как таковой в городе не имелось, расквартированный здесь для поддержания порядка взвод из полка подполковника Диего Дельгадо начальнику полиции не подчинялся, да и само положение Мигеля Санчеса было неясным. По состоянию здоровья он исполнять свои обязанности не имел права, а замену все не присылали.

Он отправил алькальду письменный запрос на выделение людей для поимки Сесила Эсперанса и Себастьяна Хосе Эстебана, но ответа не дождался. Тогда он обошел бывших членов комитета самоуправления, но на разговор с ним решились только двое, да и те прямо сказали, что теперь, когда власть в городе снова принадлежит алькальду, они вмешиваться в городские дела не станут — боятся. И тогда Мигель снова взял свой вырезанный из подпорки костыль и отправился к усадьбе семьи Эсперанса один.

***

Себастьян торопился. Многое менялось на глазах, а он должен был успеть.

Сильно изменился повзрослевший и заматеревший за два года отсутствия молодой сеньор Пабло. Садовник сразу, едва глянул на него, понял, что Пабло уже приходилось убивать и ему это нравится. Даже теперь, вернувшись домой, он все еще грезил о былом, а потому быстро нашел себе товарищей, выкупил у военных и подремонтировал некогда принадлежавшую полиции «Испано-суизу», стал исчезать по ночам и возвращался только под утро, пропахший кровью, винным перегаром, порохом и пряными ароматами бесчисленных соитий.

Он определенно вырос из маленького грота у маленького пруда, и Себастьян был даже вынужден выделить ему часть каскада прудов и теперь спешно досаживал по берегам колючие лианы и яркую, изобильно и назойливо цветущую магнолию.

  110  
×
×