Бегущий за ветром

– Рахим-хан, ты, наверное, шутишь.

– С детьми надо обращаться бережно, Амир-джан. Кабул и так полон беспризорников. Не хочу, чтобы Сохраб стал одним из них.

– Рахим-хан, я не поеду в Кабул. Это немыслимо, невозможно.

– Сохраб – очень талантливый мальчик. Здесь мы дадим ему новую жизнь, новую надежду, он попадет к любящим его людям. Томас-ага – очень хороший человек, а Бетти-ханум – отличный воспитатель. Видел бы ты, как они относятся к своим сироткам!

– Но почему я? Найми кого-нибудь, пусть съездит в Кабул. Если дело за деньгами, я готов оплатить расходы.

– Дело тут не в деньгах, Амир, – взревел Рахим-хан. – Ты оскорбляешь меня, человека при смерти! Когда это деньги были для меня на первом месте? И мы оба прекрасно знаем, почему я выбрал именно тебя.

Я понял, о чем он. А лучше бы не понимать.

– Послушай, у меня в Америке жена, дом, карьера. Кабул – опасное место, как я могу рисковать всем ради… – Слов мне опять не хватило.

– Знаешь, мы как-то говорили о тебе с твоим отцом. Его очень беспокоило твое поведение. И он сказал мне: Рахим, из мальчика, который не может постоять за себя, вырастет мужчина, на которого нельзя будет положиться ни в чем. Оказывается, он был прав? Так и вышло?

Я потупил глаза.

– Я прошу тебя выполнить последнюю волю умирающего, – сурово проговорил Рахим-хан. Что называется, зашел с козырной карты.

В воздухе повисло молчание. Какие слова я мог подобрать? А еще писатель.

– Наверное, Баба был прав, – пробормотал я наконец.

– Ты серьезно, Амир?

– А ты так не думаешь? – В глаза ему я смотреть не мог.

– Иначе я бы тебя сюда не пригласил. Я вертел на пальце обручальное кольцо.

– Ты всегда был слишком высокого мнения обо мне, Рахим-хан.

– А ты о себе – слишком низкого. – Рахим-хан передохнул. – Но есть и еще кое-что. Об этом ты не знаешь.

– Рахим-хан, умоляю тебя…

– Санаубар была Али не первой женой. Я вскинул на него глаза.

– Его первая жена была хазареянка из Джагори. До твоего рождения было еще далеко. Они состояли в браке три года.

– И при чем тут все это?

– Детей у них не было, и через три года она ушла от Али, вышла замуж за доброго человека из Хоста и родила тому троих дочерей. Вот и все, что я хотел тебе сказать.

Я начал понимать, к чему он клонит. Но я не желал больше об этом слышать. Главное – это Калифорния, обеспеченная жизнь, старый викторианский дом с остроконечной крышей, карьера писателя, любящие родственники. Все остальное – побоку.

– Али был бесплоден, – пояснил Рахим-хан.

– Как это? У него и Санаубар родился сын. И звали его Хасан.

– Он не мог иметь детей.

– А от кого же тогда Хасан?

– Сам знаешь от кого.

Мне казалось, я скатываюсь вниз по крутому склону, напрасно пытаясь ухватиться за траву и кусты ежевики. Комната качалась и кружилась у меня перед глазами.

– Хасан знал? – Застывшие губы меня не слушались.

Рахим-хан закрыл глаза и покачал головой.

– Сволочи, – пробормотал я и вскочил на ноги. – Какие же вы все сволочи! Лживые мерзавцы!

– Прошу тебя сесть.

– Как вы могли скрывать это от меня? От него?

– Подумай сам, Амир-джан. Ведь такой позор. Пошли бы сплетни, все было бы втоптано в грязь, и честь, и доброе имя. Проболтаться нам было никак нельзя, сам понимаешь.

Рахим-хан протянул мне руку, но я оттолкнул ее и кинулся к выходу.

– Амир-джан, не уходи. Я распахнул дверь.

– А что меня здесь держит? Что ты мне еще поведаешь? Мне тридцать восемь лет, и вдруг ты мне сообщаешь такое, что все прожитые годы летят псу под хвост! Вся моя жизнь – одна сплошная ложь! Чем теперь ты утешишь меня? Тебе нечего мне сказать!

С этими словами я пулей вылетел из комнаты.

18

Солнце почти село, окрасив небо в лиловые и малиновые тона. Дом, где жил Рахим-хан, остался далеко позади. В густой толчее вязли велосипеды и рикши. Рекламные щиты призывали покупать кока-колу и сигареты, на пестрых афишах пакистанских фильмов загорелые красавцы танцевали со страстными дамами на фоне цветущих лугов.

В крошечной чайной, куда я вошел, дым стоял столбом. Спросив чаю, я сел на складной стул, откинулся назад, потряс головой, провел по лицу руками. Мне уже не казалось, что я куда-то лечу. Я словно проснулся в собственной кровати и обнаружил, что вся мебель в доме переставлена, привычная обстановка исчезла, все вокруг сделалось чужим и незнакомым и надо привыкать жить по-новому.